Анна Гурова - Превращение Страница 19

Настанет ли когда-нибудь время, когда звезды станут такими яркими и близкими, как на картинах Ван Гога, и я смогу, как некоторые, тоже увидеть второй, или даже третий виток спирали Млечного пути?

В тот момент я был абсолютно уверен — это время близко.

Я была так благодушно настроен, что даже почти не разозлился, когда обнаружил очередное СМС с приказом отправляться в огород и торчать там до рассвета. Только громко спросил в пространство:

— Блин, и долго мне так сидеть?! До лета?!

Ответ не пришел.

— Молчание — знак согласия, — с горечью сказал я. — Ладно, в сущности, осталось меньше месяца, а там уже и тепло станет — привыкну!

Полюбовавшись красивым закатом, я облачился во вчерашние тряпки и отправился в огород в относительно неплохом настроении.

Вчерашние пустопорожние размышления о смысле жизни меня порядком утомили.

— Сколько можно мусолить одно и то же? — вопросил я себя, заметив, что снова начинаю по привычке думать о загубленной жизни и впадать в уныние. — Эй, на палубе — молчать! Сейчас займемся делом!

Припомнив содержание «даосского ушу», я решил для начала остановить внутренний монолог. Суля по описанию, ничего проще и представить себе было нельзя.

«Задача — устранить все препятствия для ума, — мысленно приказал я себе, и процитировал близко к тексту:

— «Быть как кочующее по небу облако. Оно свободно и ни на чем не останавливается».

«Как, совсем ни на чем? — спросил внутренний голос. — Даже на смысле жизни?!»

— На нем — особенно. Идея смысла жизни является препятствием для ума. Это капкан, угрожающий свободе духа!

«Но тогда о чем…»

— Сказано же — ни о чем!

«Но это невозможно! Можно, я буду думать об Абсолюте?»

Я напряг память, вспоминая, что по этому поводу говорится в книге.

— Ни в коем случае! Никаких абстракций, никаких теорий и учений. И вообще, как можно думать о том, в чем ты ничего не смыслишь? Твоя задача — проникнуть в глубь конкретных вещей, опираясь только на свои чувства.

«Но ведь там написано, что само понятие «чувство» является препятствием для ума! Что же делать?»

— Слушай, надоел!

Я окончательно запутался. Зато и внутренний монолог прекратился. Он сменился диалогом. Да еще каким!

Представляю, как забавно я смотрелся со стороны: напряженно наморщив лоб, весь перекосившись, я отчаянно спорил сам с собой. Сначала я обратился к себе с мягкой укоризной, потом сам себя раздраженно послал подальше. Реплики становились все злее, сперва нарочито-небрежные, потом откровенно оскорбительные. Все закончилось вспышкой ненависти с обеих сторон. Я ощутил, что вот-вот сам с собой подерусь. От напряжения заболела голова… Я рявкнул с тоской:

— Заткнитесь оба!

И вдруг настала тишина.

Великая, потрясающая тишина, бесконечный покой!

«Ух ты! Получилось!» — подумал я, и это была единственная маленькая мысль посреди огромного пустого пространства внутреннего молчания.

Я поднял глаза.

Небо очистилось. В густой сочной синеве мерцали звезды…

Вдруг звезды на миг погасли. Пахнуло теплым ветром. Надо мной определенно кто-то пролетел!

Я вскочил на ноги, забыв обо всем.

И взлетел сам.

Невидимкой я парил над садоводством, поднимаясь все выше и выше. Далеко внизу осталось убогое, уродливое в своей бедности Зеленкино, его кривобокие домишки, полностью отражающие внутренний мир обитателей, квадраты крыш, прямые линии улиц… Казалось, желание оказаться подальше от земли и влекло меня в небо. Я летел легко, как воздушный шар.

Вдруг из-за горизонта ударил золотой свет. На востоке разливалось сияние. Оно влекло меня и устрашало. Я видел, что за горизонтом раскинулась чудесная страна. Там царило вечное лето. Сияющая прозрачная зелень садов, золотые крыши, белые стены! Какие чистые краски, сколько света! Ветер доносил оттуда далекое многоголосое пение: нежные женские хоры, непривычное уху басовитое бормотание — будто кто-то читал мантры. Я не мог разобрать ни слова, и язык мне было неизвестен. Мне удалось расслышать только что-то — кажется «Лаура». Там пели хвалу — но кому? Кто такая эта Лаура?

Я подлетел уже так близко, что мог видеть среди сказочных зданий и садов их обитателей. Разглядеть их толком было невозможно — начинали жутко чесаться и слезиться глаза. Но и того, что я смог увидеть, хватило. Это были не люди и не духи…Они казались бесплотными, но вполне живыми, грозными и нечеловечески прекрасными. Может, это были ангелы?

«Это рай! — понял я. — Я умер и лечу в рай!»

Тут же дал знать о себе инстинкт самосохранения. А как же моя жизнь? Как же мой родной огород, как же мое тело?!

Но золотое царство манило к себе.

Оно было таким прекрасным, а я без тела — таким легким и свободным, что я от души пожелал:

— Да и хрен с ними!

И без сомнений и колебаний полетел в золотое сияние.

Я проснулся, смеясь от радости. С ощущением, что жизнь не такая уж плохая и напрасная штука, если где-то там, даже за ее пределами, есть такое вот золотое царство. Несколько минут я пребывал в сладостной полудреме, пытаясь удержать в памяти зеленые сады и золотые крыши. Потом резко выпрямился.

Вокруг снова было светло. Солнце издевательски подмигивало из-за деревьев.

Опять заснул, и вдобавок проспал рассвет! Черт, черт!

Я воровато оглянулся, ожидая увидеть в воздухе Грега, который грозно тычет в меня указующим перстом и говорит: «Ты не прошел испытание!»

И еще мне было страшно обидно, что золотое царство — всего лишь сон.

Но никто не появился, и обличительных СМСок мне не прислал. Я расслабился. Откуда им узнать, что я заснул? Может, просто задумался. И вообще, рассвело совсем недавно. Может, я всю ночь не спал, и с полным правом задремал, когда солнце уже взошло. Пусть докажут, ха!

Весь оставшийся день я ходил тихий и благостный, с доброй улыбкой, и стоил планы правильной жизни на пользу обществу. После такого сна даже серая реальность казалась вполне терпимой. Постепенно я снова погрузился в рутину, но память о чем-то светлом осталась.

Должно быть, этот сон был послан мне в утешение.

Глава 9. Третья ночь отшельника

Третья ночь выдалась адски холодной. В Зеленкино временно вернулась зима. На этот раз мне было не до рефлексии, и не до медитации. Я дрожал на своей фанере, чувствуя, как от закаменевшей земли разливается мертвящий холод, и всеми мыслями и чувствами был «здесь и сейчас». Единственное духовное, что пришло мне на ум — анекдот про йогов и комаров. Некоему учителю задали вопрос: