Елена Бычкова - Лучезарный Страница 19

Бьянка и Серый не выдержали холода зимнего мира. Пришлось делать остальных более устойчивыми к морозу. Рисла и Дьюну убили излучения нижнего мира, и колдун несколько месяцев вливал в других зверей защиту от эманаций Домов мертвых. Дуна и Риту сжег огненный плющ. Ари взбесился, увидев картины Тонкого мира, и он убил его сам. Пуну задрал снежный медведь, когда она бросилась защищать Эмила. Мьюта распылил тетраим, которому вздумалось прогуляться по чужому пространству. И сколько их еще: убитых, замерзших, сожженных, не проснувшихся после сонного зелья.

«Они думают, мне все равно, - бормотал колдун, лежа на обломке скалы медленно плывущей по кипящему морю Хаоса. - Они ненавидят меня. Они ничего не знают». Кер сидел рядом, и его слепые глаза отсвечивали красным. Молчал. Черный силуэт стервятника с лицом старика.

«Я слишком устал. Надо отдохнуть…» Дряхлое тело Эмила не могло вместить в себе всю накопленную мощь, и ему казалось, что сосуды звенят от магической силы, текущей в крови. Рана на груди опять открылась и ныла, не переставая.

На лицо полудемона упала тень. Багровый силуэт либрестина заслонил свет. Живой парусник Хаоса, вечный странник никогда не останавливался и не садился на скалы. До самой смерти. Медленно взмахивая крыльями, величавое создание летело по одному ему известным тропам.

Эмил вспомнил, что личинку либрестина, «гриэльский мрамор», носил в себе оборотень. Или носит, если все еще жив. Колдун испытал мгновенную злость, вспомнив о бестолковом спутнике. Он нисколько не сожалел, что бросил оборотня с ангелом. Его не волновало, удалось ли им спастись. Главное они совершили - довели его до зеркал. Остальное не имело значения, он не собирался губить дело своей жизни из-за чужой глупости.

Полудемон поднялся. По-звериному принюхался.

Справа тек широкий поток огня. Сначала он струился по невидимому руслу. Потом, превращаясь в водопад, лился вниз, закручиваясь гигантской воронкой. И снова устремлялся наверх, вопреки всем известным Эмилу законам мироздания.

Впереди растекалась чернота, в которой время от времени мелькали белые вспышки. А чуть левее - возвышались нагромождения гигантских камней.

Колдун протянул руку и заставил свою скалу двигаться быстрее.

Издали казалось, будто обрывистые «склоны» скал облиты серебром, излучающим едва заметное сияние. Но когда черные глыбы приблизились, закрывая собой дрожащие огни Хаоса, стало видно, что они покрыты зеркальной сетью. Она слегка дрожала, словно под порывами ветра, и выгибалась.

Здесь было холодно. Не обычный зимний мороз - мертвенная стужа пронизывала не только тело, но и душу, сознание… Стряхивая оцепенение, Эмил потер уши, потряс головой: «Что делать дальше? Я не знаю… Подсказать некому, придется довериться чувствам».

Он начал медленно двигаться между зеркалами. Некоторые их ячейки были пусты. Другие серебрились едва заметно. Третьи оказались заполнены желеподобной массой, похожей на ртуть.

Возле одного из таких залитых провалов Эмил остановился и, повинуясь непреодолимому желанию прикоснуться к блестящей поверхности, протянул руку. Пальцы утонули в густой жиже. Колдуна потянуло вперед, и он послушно шагнул навстречу времени.

Непроглядная мгла окутала все вокруг… Но постепенно она рассеялась, впереди лениво потекли серебряные струи. А затем полудемон ощутил чужое присутствие. Оборотень был где-то рядом. И ангел маячил поблизости. Значит, тоже добрались.

Эмил усмехнулся. Эти двое не были вольны, в отличие от него. Они послушно шли за Ритуалом, и тот швырял их из будущего в прошлое. «А я свободен, - с удовлетворением кивнул себе колдун. - Я действую вопреки всему. Я сам хочу понять, что произошло».

Пространство перед ним кипело ртутным серебром. «Я хочу знать…» - прошептал Эмил и замолчал. Он находился рядом с источником, который мог поведать о любой тайне мироздания, и не знал, с чего начать. Что самое главное? За что схватиться в первую очередь?

Четкие конкретные вопросы, которые он держал в голове, вдруг рассеялись. Их заглушили бессмысленные чувства, ослепляющие логику: «Я не хочу жить шесть тысяч лет в зверином обличье! Я не хочу ползать на четвереньках, загибаясь от боли! Я устал от чувства вины, пожирающего душу… то, что нее осталось. Я мечтаю напоить наконец ненависть, высушившую меня изнутри… Покажите мне… покажи мне все. Что я сделал не так?! Что привело к моей затянувшейся смерти? Нет, не предательство отца… Я сам знаю об этом. Что было раньше? С самого начала!»

Колдун ощущал - тело его продолжает висеть в коконе из сверкающей ртути, а сознание летит сквозь тьму. Все быстрее и быстрее. Разноцветные, размытые образы замельтешили вокруг. И кружили, пока внезапно не сложились в четкую картину. Эмил почувствовал, что остановился. Замер, застыл… И медленно открыл глаза…

Он лежал не шевелясь, в углу, прижавшись животом к теплым доскам пола, опустив голову на вытянутые лапы, чутко прислушиваясь. И чувствовал себя в центре запахов и звуков.

Скрипели половицы, звучали тихие голоса. За стеной скреблась, попискивая, одинокая крыса, гудел ветер. Пахло деревом от пола, тянуло сыростью, мышами, жареным мясом, сеном.

Рядом раздались быстрые шаги. Прошелестел подол юбки. Головы коснулась теплая рука, погладила робко, готовая в любую минут отдернуться. Он поднял взгляд и увидел женщину в сером платье. Грудь, стянутая простым корсажем, вздымалась часто, взволнованно, как будто крестьянка с трудом душила в себе слезы.

- Эмил, - голос нежный, дрожащий все теми же не пролитыми слезами. - Поешь, пожалуйста. Тебе надо поесть.

Перед носом оказалась глубокая глиняная миска. Из нее остро пахло мясом. Сочные куски плавали в густой подливке. Пасть наполнилась голодной слюной, но он отвернулся от угощения.

- Ты должен есть!

- Нельга, не надо, - послышался юношеский голос.

- Он ничего не ест уже третий день! Я не знаю, как заставить. Как уговорить!

Девушка замолчала, потому что Эмил поднялся. Вышел на середину комнаты. Осмотрелся. Закопченая печь, лавки, дверь. На стене - обломок мутного зеркала. Полудемон посмотрел себе в глаза и почувствовал, как раздваивается. Одна его половина висела, беспомощная, в Хаосе, другая стояла на дощатом полу в теле огромного, косматого волка.

«Я должен это запомнить. Это важно».

Женщина со слезами на ресницах держала миску с едой. Волк знал ее. При виде этих золотистых длинных кос и натруженных рук сердце начинало колотиться, и наваливалась такая тоска, что хотелось выть.

Колдун медленно повернулся. Надо было уходить. Немедленно. Он не знал, почему хочет уйти. Что-то гнало прочь.