Стерлинг Ланье - Странствия Иеро Страница 2

Иеро, будучи священником и заклинателем — а следовательно, человеком ученым, — превосходно все это знал. Он знал и то, что волки не доставят ему хлопот, если они с Клоцем не дадут к тому повода. Он мог мысленно ощутить — или, как говорили в аббатствах, «услышать» — исходившую от них эманацию ненависти; таким же даром эмпатии обладали его скакун и многие другие существа, обитавшие в лесах и водах. Впрочем — оба: и человек, и лорс — понимали, что грозящая им опасность в данном случае невелика.

Переставляя в мерной иноходи длинные ноги, Клоц двигался по следам стада, мчавшегося по дороге на расстоянии двух-трех миль от путников. Передвигаться по этому грязному разбитому тракту, на котором две повозки не разъехались бы, было тяжело, но он считался важной торговой артерией между Метсом, западной частью Канды, и востоком, куда лежал путь священника. Республика Метс, его родные края, располагалась на обширных землях с весьма нечеткими границами. Она поглотила ряд западных провинций древней Канады — Саскачеван, Манитобу и Альберту, а также изрядную часть бывшей Северо-Восточной территории. Здесь обитало ничтожное число людей по сравнению с размерами области, а потому проводить границу в старом смысле слова было бы нелепостью. К тому же граждане республики являлись скорее этническим и религиозным сообществом, нежели национальным.

Тайг, огромный хвойный лес, который произрастал в этой части мира по крайней мере за миллион лет до Смерти, опять стал доминирующим фактором в северных землях. Он, однако, сильно изменился, включив в свой состав многие древесные породы, характерные прежде для теплых стран. Многие растения и животные погибли, исчезли полностью, но большинство выжили и адаптировались к более мягкому климату. Зимы на западе Канды были теперь сказочно мягкими; температура редко падала ниже пяти градусов по Цельсию. В эту эпоху полярные шапки планеты таяли и отступали; мир стоял на грани очередного межледникового периода. Потепление было причиной резких изменений как рода людского, так и животных и окружающей среды, и этот факт являлся отправным моментом обучения в школах аббатств. Древние книги предостерегали от последствий парникового эффекта, но пока накопилось слишком мало данных, позволявших утверждать что-то определенное. Ученые аббатств никогда не оставляли попыток раздобыть новые сведения о прошлых веках в надежде яснее предвидеть очертания будущего — тем более что древний ужас Смерти, несмотря на истекшие пять тысячелетий, все еще витал над миром. Догмат о том, что Смерть никогда не должна повториться снова, главенствовал во всей научной подготовке, и с этим были согласны все люди — кроме мерзавцев, объявленных вне закона, и приспешников Нечистого. Как искренне верующий священник аббатств, Иеро частенько размышлял о проблемах прошлого — даже сейчас, когда, казалось, он просто размечтался, мерно покачиваясь в седле.

Внешность у него была эффектной, и он, не без доли тщеславия, сознавал это: молодой человек, коренастый и крепкий, чисто выбритый, с прямыми черными волосами, кожей цвета меди и орлиным носом коренного метса… Он гордился — конечно, в разумных переделах — чистотой своего происхождения и мог без ошибки перечислить тридцать поколений предков. Впрочем, Иеро довелось испытать глубокое изумление, когда в школе аббатств старый священник вежливо указал ему, что все истинные метсы, включая и самого отца Демеро, происходят от метисов, франко-индейских полукровок, которые в давние времена были почти бесправным меньшинством в Канаде и которых спас от Смерти уединенный образ жизни и изоляция от больших городов. После этого юный Иеро и его товарищи по обучению никогда больше не хвастались своим происхождением и кровью. Основное правило аббатств — место человека целиком определяется его заслугами — стало для подростков новым источником внутренней гордости.

За спиной Иеро, стянутой ремнем перевязи, торчал стальной тесак, похожий на короткий массивный меч с сорокадюймовым лезвием, заточенным с одного края. Старинная вещь, изготовленная еще до Смерти; Иеро он достался в качестве награды за школьные успехи. На лезвии были выгравированы буквы и цифры: «U. S.», дата — «1917», и еще надпись «Сделано в Филадельфии»; ниже находилось изображение предмета, похожего на луковицу с листьями. Иеро знал, что его оружие являлось невероятной древностью и когда-то принадлежало воину из Соединенных Штатов, огромной империи, владевшей некогда всем Югом. Это было все, что он или кто-либо другой в республике Метс могли поведать о корпусе морской пехоты США, сражавшемся в долгих кампаниях в Азии и Центральной Америке и полностью позабытом пять тысячелетий спустя. Но несмотря на почтенный возраст, тесак был отличным оружием, и Иеро любил ощущать в руке его вес.

В его снаряжение также входило короткое тяжелое копье с древком из ореха и десятидюймовым стальным наконечником. Копье не было старинным; его сделал для Иеро оружейный мастер аббатства в Саске, когда он прошел обряды посвящения. За спиной у него висело еще одно орудие убийства, деревянный приклад которого торчал из кожаного чехла. То был метатель, заряжавшийся с дула гладкоствольный карабин, стрелявший шестидюймовыми разрывными снарядами. Оружие стоило безумно дорого; его ствол высверлили из бериллиевой бронзы, а снаряды производились вручную в маленькой мастерской, расположенной в тайном месте. Карабин был подарком отца, преподнесенным Иеро после окончания школы; его цена равнялась стоимости двадцати плащей из лучшего меха куницы. Мощное, однако не столь надежное оружие в сравнении с клинком — ведь когда запас снарядов истощится, метатель станет бесполезной игрушкой. Но в сумке, висевшей у седла, Иеро хранил пятьдесят маленьких ракет; не многие хищные твари выжили бы после их удара. Шестидюймовый нож с костяной рукояткой, висевший в ножнах на поясе, завершал боевое снаряжение священника.

Его одежда была легкой и отлично сшитой из коричневой оленьей замши, выделанной почти так же тонко, как ткань, но более прочной. В притороченных к седлу сумках хранились меховая куртка, перчатки и зимняя обувь, запас пищи, несколько кусков меди и серебра для обмена, а также принадлежности заклинателя. Ноги Иеро были обуты в кожаные сапожки с каблуками и прочными подошвами, легкие и удобные для ходьбы и бега. Символ аббатств — крест и меч в круге — сиял серебряным блеском на его груди; прочный ремень поддерживал тяжелый медальон. На бронзовом лице путника были нанесены знаки, определявшие его ранг в иерархии аббатств: желтый кленовый лист на лбу и под ним — две змеи, обвивающие древко копья. Эти символы считались очень древними, их ввел еще великий отец, первый глава аббатств, когда впервые устанавливал систему рангов. Каждое утро Иеро возобновлял их, пользуясь красками из маленьких баночек, лежавших в его сумках. Повсюду на Севере эти символы узнавали и почитали — кроме людей, стоявших по ту сторону закона, и мерзких созданий, лемутов, отродий Смерти, которые были величайшими врагами человечества.

В свои тридцать шесть лет Иеро еще оставался холост, хотя многие мужчины в его возрасте уже являлись главами больших семейств. Он также не хотел становиться аббатом и закончить жизнь в качестве администратора высокого ранга — вот в этом-то он был совершенно уверен! Когда ему слишком надоедали с подобными вопросами, он с непроницаемым лицом заявлял, что женщины интересуют его не более, чем сапоги, сношенные три года назад. Впрочем, он не давал обета безбрачия, так как религиозные доктрины изменились вместе с природой и климатом и целибат являлся частью погибшего прошлого. Сейчас считалось, что священники принадлежат миру, в котором они должны бороться и выживать, — а ведь нет ничего более мирского, чем женщина. Аббатства не были уверены, уцелел ли где-то за восточным океаном древний Рим, легендарное средоточие их веры, но даже если бы Рим еще существовал, их традиционное повиновение его Первосвященнику ушло безвозвратно, кануло в вечность вместе с искусством быстрого преодоления огромных расстояний и другими подобными знаниями.

Дружный хор птичьих голосов раздавался над головой; Иеро неторопливо ехал по разбитому тракту, прислушиваясь к пению птиц и купаясь в ярких лучах полуденного солнца. Небо было безоблачным, августовская жара — умеренной и приятной. Лорс бежал небыстрой иноходью; он мог двигаться так часами без каких-либо понуканий со стороны седока. Клоц любил своего хозяина и точно знал, насколько далеко дозволялось ему заходить в своих капризах, чтобы не вывести Иеро из терпения. Большие уши зверя слегка шевелились — звуки были источником новостей, а Клоц мог слышать шорох любой мелкой твари в лесу на расстоянии четверти мили. Но пыльная дорога, расстилавшаяся перед длинной мордой лорса и внимательными глазами всадника, была пуста. Волки исчезли, и только кучки помета напоминали о стаде баферов, мчавшемся где-то далеко впереди.