Чужестранец (СИ) - Элейский Иван Страница 2

Платон сделал несколько шагов по песку. Он обжигал ноги, идти было тяжело, а волосы уже мгновенно стали мокрыми от пота.

«Сколько мне идти?»

«Не могу знать, я не предсказатель. Ориентируюсь только по твоим остаточным знаниям и твоим же чувствам. Но так ты максимизируешь вероятность выживания. Твоя задача — не терять курса, иначе заблудишься в пустыне. Нужно надеяться, что ты либо встретишь людей, либо наткнешься на оазис или что-то подобное ему. Будь осторожен.»

«Ээ, погоди, стой»

«Извини, моя активность потребляет много твоей энергии и уменьшает твою потенциальную выживаемость, поэтому я вынуждено отключиться.»

Голос исчез, осталась только адская жара, пот заливающий глаза и вездесущий песок. Почему идти на север? Разве не логичней идти к горам, там точно нет пустыни и должно быть прохладней? Впрочем, что-то подсказывало, что непонятная «Связность» выдала хороший совет.

Сложно было сказать, сколько прошло часов перед тем, как Платону удалось добраться до оазиса. Если это можно было назвать оазисом.

Маленькое озерцо, едва полтора метра в самой широкой части, а в глубину и того меньше, вокруг которого росло кривое дерево и несколько кустов. Но каким бы маленьким оазис ни был, видеть его своими глазами казалось облегчением. Даже в тридцати метрах от него ощущалась прохлада.

Но была и проблема — озерцом пользовалась какая-то хреновина. Что-то среднее между скорпионом и небольшим львом, стояло перед озерцом, опустив морду в воду. Эта мантикора, кажется, не заметила Платона, но стоило бы ей только повернуть морду — он будет заметен как небоскреб посреди деревни.

Что делать? Нужно оценить ситуацию. Что у него есть? Высушенная грубая тряпка вместо одежды и туча песка вокруг. Он истощен и устал. Даже если удастся подобраться тихо, то он не сможет нанести этой штуке никакого вреда. Может ли она быть дружелюбной? Нет, точно нет, типаж хищника, жало толщиной с предплечье, не похоже на милого котенка или трусливого оленя. Может быть, дождаться пока оно уйдет?

Платон максимально тихо спустился к низу дюны и лег на живот. Частично удавалось видеть, что происходит. Чудовище попило воды, потом походило кругами, будто бы вглядываясь в пустыню, а после, кажется, легко под кустом и стало ждать — из-за дюны не было видно.

«Эй, Связность! Может ты опять дашь мне мудрый совет?»

Тишина. Ощущалась только жажда, да горячий песок, попавший под рубище, раздражающий кожу. Сознание плавилось, кожа горела, а близость воды провоцировала безумие. Постепенно мысли Платона сместились в безумные фантазии, где он словно Самсон разрывает эту тварь на куски, или дожидается пока она заснёт и жалит её собственным жалом.

Дойдя до грани, он приподнялся над песком и посмотрел на оазис. Мантикора лежала под кустом и, кажется, не двигалась. Медленно, стараясь не перемещать конечности очень плавно, Платон пополз к оазису, петляя между дюнами, чтобы не показываться в зоне видимости. В какой-то момент он как-то неудачно сдвинул ногу и с дюны посыпался песок. Платон отчетливо услышал шорох скатывающегося песка, ощутил, как он горячей подушкой укрывает его ноги.

И самое главное, мантикора подняла голову.

«Замри. Не двигайся, даже не дыши. Хищники хуже замечают неподвижные объекты, особенности эволюции.»

Снова тот же ровный безэмоциональный голос. В голове немного прояснилось

«И что делать-то?»

«Ничего. Не шевелись. Когда она опустит голову, тебе надо досчитать до 180 и медленно ползти, как полз.»

«А потом? Даже если я доползу, оно меня сожрет.»

«Наблюдай. Будь цельным, будь собой. У любого существа есть слабое место — ударишь по нему и оно развалится на части.»

Голос ушёл, сознание вновь затуманилось от жары.

Один. Два. Три. Слабое место у мантикоры? Смесь льва и скорпиона? Черт, да у такой машины для убийства не может быть слабых мест. Четыре. Пять. Пот стекает по лбу и разъедает глаза. Шесть. Семь. Восемь. Жар давит сверху раскаленной кастрюлей. Девять. Десять. Одиннадцать. Двенадцать.

Стоп. А что вообще значит быть собой?

Некоторое время назад.

Тьма. Полное отсутствие воспринимаемых ощущений. Ни вкусов, ни запахов, ни ощущений, ни образов. Спустя то ли бесконечность минут, то ли одно мгновение появилось что-то.

Хотя нет, здесь не было даже времени и связи причин со следствиями. Просто когда-то не было ничего, а когда-то что-то было, и эти два момента не были как-то связаны.

Грибы расвели изумрудными всплесками, земля окрасилась в алый, а закат был с проблеском зеленцы. Огромная летучая мышь с тремя лицами вращалась в воздухе. С клыков капал ярко-красный нектар и улетал в воздух.

Платон ощутил, что вновь способен говорить, и спросил.

— Я умер, да?

Слова разнеслись в пространстве вибрациями киселя.

— Была произведена ошибка, — сказала огромная летучая мышь, — смерть произошла в результате.

— Это рай? — Платон оглянулся на ехидные грибы. — Или ад?

— Трансцендентальная радость! — неожиданно громко воскликнула летучая мышь.

Платон сглотнул и промолчал. Всё это напоминало доброе такое наркотическое опьянение.

— Произведенная ошибка исправима. Для сохранения континуума придется далее жить в другом мире. Дадут тебе систему, симулятор игровых действий, дабы легче было освоиться.

Мышь распрямила крыло и пальцами на конце начала тыкать в ультрафиолетовый шар, зависший в воздухе.

— Я что, ультрафиолет вижу?

— Не совсем видишь. Нельзя поместить в тело ребенка, слишком сформирован. Задатки неплохи. Хорошие моральные координаты, целеустремленность, самоотверженность, беспринципность — готовый герой. Известно, где окажешься.

— Если что, я ничего не понимаю из того, что ты говоришь.

Мышь не ответила, продолжая тыкать пальцем в шар. Секунд через 30 шар исчез.

— Извинять, сложно упрощать всё в одномерный язык вашего типа. Будешь жить дальше, но в мире ином, что мягок как пластилин, тебе подойдет. Освоишь систему, как в играх обучающих или детских. Показатели, черты, йэзлои.

— Йэзлои? Что нахрен за йэзлои?

— Времени не осталось. Задай два вопроса, это восстановит баланс и ты отправишься.

— Это всё вообще реально?

— Степень распространения реальности здесь и там чуть ниже, чем в тех точках, где ты бывал до этого. И тем не менее.

— Не знаю, что спрашивать еще. Дай совет мне какой-нибудь, что ли.

— Помни: дальше всех заходит тот, кто не знает, куда идти. С каждой точки можно увидеть разные картины, но натура всегда будет той же. Здравствуй.

Осколки на небе уже подползали к горной гряде. Скоро жара снова пойдет на убыль, а значит, скорпионокошка станет более активной. Это если она подчиняется нормальной логике, конечно. Платон отложил воспоминания о былой жизни до тех пор, пока не справится с реальными проблемами. Как убить ловкое животное размером с большую собаку, если у него к тому же есть когти, клыки и жало?

Он медленно подползал ближе, стараясь разглядеть существо. Оно спало, морда с прикрытыми глазами покоилась на лапах — ни дать ни взять обычная кошка. Жало было приподнято и нависало над спиной, ядовитый шип выглядел как слегка изогнутый кончик шпаги. Боевой шпаги, а не спортивной с затупленным концом. Сам хвост выглядел как будто имплантированным: были видны мышцы бедер, обычный кошачий зад, а потом из него вырастал толстый хитиновый сегмент и таких было с десяток. Нужно было нападать как можно быстрее, но ни одной идеи не появлялось.

Хотя одна мысль всё-таки нашлась. Платон пополз вперед. Пятнадцать метров до жесткой и острой травы он преодолевал едва ли не полчаса по субъективным ощущениям. Очень медленно он приподнялся и встал на колени. Мантикора продолжала дремать. Расчет на то, что возле пруда найдётся оружие, не оправдался. Отламывать ветку от дерево вышло бы слишком шумно, а на берегу пруда не было даже ни одного приличного камня. Придется рисковать.