Чужая школа (СИ) - Эльтеррус Иар Страница 2

Потом вспомнилось, как Николай Иванович, физрук, в одиночку таскал и монтировал в спортзале тренажеры, которые один человек, насколько бы силен он ни был, поднять просто не сможет. А на вопросы бывший майор морской пехоты отшучивался, он хорошо умел уходить от неудобных вопросов, еще на службе научился. Также перед глазами встала картина, как страницы книги сами собой перелистывались перед Ефимом Наумовичем, учителем химии и биологии. Другие не отставали. Но Иван Афанасьевич закрывал на все это глаза, слишком такое выбивало из колеи, шло вразрез со всем, во что он верил.

Похоже, больше нельзя делать вид, что в школе ничего необычного не происходит. Происходит, еще как происходит! Решив еще раз проверить, директор опустил взгляд на стакан, который все еще держал в руке, и пожелал, чтобы тот улетел обратно к столу и опустился на его поверхность. Это тут же произошло. Ивану Афанасьевичу стало слегка не по себе. Ну не был он раньше колдуном или экстрасенсом! Не был! Так каким же образом стал⁈ В церковь, что ли, сходить? Покаяться? Может, и придется.

За размышлениями, приготовлением и поглощением нехитрого завтрака прошло время до отправления на работу. Иван Афанасьевич всегда ходил туда пешком, благо жил всего в пяти кварталах от построенной три года назад на средства богатого спонсора школы № 3. Если честно, особой необходимости в ней не было, имеющиеся две школы полностью закрывали потребности Сафроновска, крохотного и мало кому известного городишки в Южной Сибири. Но городское начальство, понятно, от подарка мецената отказываться не стало, тем более, что тот оборудовал школу настолько хорошо, что местные жители ходили туда, как в музей. Особенно поражали компьютерные классы, оборудованные по последнему слову техники, даже голографический проектор имелся. Кабинеты химии, физики и биологии удивляли не меньше.

Также упомянутый меценат выстроил в Сафроновске трехэтажную больницу и до сих пор спонсировал ее, платя огромные, по местным меркам, зарплаты врачам и даже медсестрам с санитарками. До сих здесь и не слышали о зарплатах в сто тысяч у той же нянечки. Понятно, что стремились устроиться в школу и больницу очень многие, хоть кем-то, хоть как-то, ведь немало горожан и до сих получали по двадцать, а то и по пятнадцать тысяч в месяц. А цены росли. Выживали натуральным хозяйством, картошка почти у каждого была своя, как и овощи с огородов.

Одно только очень не нравилось местным жителям. Новую школу построили на проклятом месте, Лысом холме, на который даже дети не забирались, тянуло от него какой-то потусторонней жутью. Старики все поведали приезжему архитектору, но тот только скривился и пробормотал что-то о глупых предрассудках невежественных обывателей. Может, он был и прав, поскольку после постройки школы ощущение жути от холма больше не шло.

Многие родители перевели детей в третью школу, которая по сравнению с двумя городскими буквально сияла новизной, а уж как она была оборудована! Наверное, только в Москве и Петербурге имелось нечто подобное. На открытие приезжал сам омский губернатор, так даже он удивился тому, что имелось в провинциальной школе. Директором меценат пригласил заслуженного петербургского учителя Ивана Афанасьевича Нестерова, имевшего несколько государственных наград. Тот потянул за собой всю свою команду — завуча, преподавателей химии, биологии, математики, физического воспитания. Все они получили квартиры в единственном на весь город десятиэтажном доме, построенном для врачей и учителей тем же меценатом.

В школе было выделено двадцать мест для малоимущих учеников и десять для сирот из небольшого сафроновского детского дома. После открытия педагогический коллектив с энтузиазмом приступил к работе. К сожалению, далеко не все удавалось так, как хотелось. Хулиганы оставались хулиганами, а малолетние шлюхи — малолетними шлюхами. И последних оказалось на удивление много для небольшого городка. После расспросов и разговоров с местными жителями вырисовалась очень неприглядная картина. Оказывается, Сафроновск славился безотказными молоденькими проститутками, часто еще школьницами. И затягивали в это дело многих, поначалу о таком и не помышлявших девочек. Именно проституция составляла основу благополучия довольно большого числа жителей города. Даже мэр с помощниками оказались замешаны в эту грязь. Конечно, неявно, но свой жирный кусок от держателей притонов они получали, за что прикрывали тех от полиции и прокуратуры.

Иван Афанасьевич однажды лично набил морду осмелившемуся появиться в его владениях главному городскому сутенеру, Семену Беззубому, совместив кличку с реальностью — тот лишился передних зубов и теперь щеголял золотыми, как урка в семидесятых. Директор запретил этой сволочи появляться возле школы, пригрозив, что поднимет все свои старые связи в МВД и ФСБ, и тогда сутенеру придется солоно. А связи у него имелись, и немалые, это знали в городе все, поэтому старого учителя и не трогали, другому давно заткнули бы рот. Беззубый решил не рисковать и отступился, однако вылавливал старших девочек в других местах, капая им на мозги и суля золотые горы. Как ни жаль, находились наивные дурочки, которые на это велись. А в центральную гостиницу Сафроновска то и дело наезжали из областного центра, а порой даже из Москвы и Питера солидные господа, желавшие побаловаться молодым мяском. Это началось еще в лихих девяностых и продолжалось до сих пор. Об происходящем все знали, но никто ничего не предпринимал, слишком многим в городе это было выгодно.

Все жалобы Ивана Афанасьевича оставались без ответа, наоборот, ему настойчиво советовали отступиться и не лезть не в свое дело, а то ведь могут быть неприятности. Однако старый учитель не мог позволить себе закрыть глаза на совращение несовершеннолетних девушек и собирался завтра ехать в Москву, к старому другу, ныне полковнику ФСБ. Тот подскажет, что можно сделать, сил терпеть этот кошмар больше не было. Видеть, как еще вчера хорошая, скромная девочка на глазах превращается в развязную шлюху, было физически больно, это следовало остановить любой ценой, даже если этой ценой станет жизнь Ивана Афанасьевича. Он был готов ко всему.

Собравшись, старый учитель погладил портрет жены в траурной рамке, она умерла четыре года назад, и ему так ее не хватало. А затем покинул квартиру, не зная, что уже никогда в нее не вернется.

Неспешным ходом добравшись до школы за четверть часа, Иван Афанасьевич поздоровался с как раз вышедшим из подвала завхозом, Егором Кузьмичом Бойченко, хитрым, всегда хмурым лысым мужичком, зато мастером на все руки, потому его и приняли на эту должность. Директор ни разу не пожалел о своем решении — все в школе работало как часы.

— И вам поздорову, — недовольно пробурчал Кузьмич. — Иван Афанасьевич, ну не знаю я, как энти проклятые бомжи сюда забираются и чего их в школу тянет, будто им тут медом намазано! Седня опять троих из подвала вытурил! Вчера двоих! Это чего ж деется, а? Совсем охренели! А участковый ничо делать не хотит! Я ему уж пять заявлений накалякал! Бурчил, что пока, мол, не убили али не украли, все в порядке. А что энти вонючки мне весь подвал изгваздали да обоссали, энто как⁈

Действительно, школа переживала какое-то нашествие бомжей. Буквально все бездомные не только из города, но и из окрестностей стремились хоть раз переночевать в школьном подвале, утверждая, что после этого все болячки проходят. Один вообще заявил, что забыл про цирроз печени. А как бомжи ухитрялись пробираться в запертый подвал и вовсе оставалось загадкой. Но не проходило дня, чтобы завхоз не выдворял оттуда одного-двух.

— Не знаю я, что с этим делать, Егор Кузьмич, — развел руками директор. — Гоняйте их, я вам премию выпишу.

— Лады, Иван Афанасьевич, — сразу подобрел завхоз. — Пойду дальше трубы проверять, чегой-то мне их поведение не нравится, где-то течь.