Вероника Горбачева - Сороковник. Части 1-4 Страница 2

Становится зябко. Не сползая с подоконника, я, перегнувшись, тащу с кровати вязаное покрывало и натягиваю на плечи. Чужой работы покрывало, чужая кровать, чужой дом. Всё, что осталось моего — штаны да обувь, да Нора, верная лабрадорша.

И ещё — память. Уж этого у меня никто не отберёт.

…В тот вечер, перешагнув родной порог, я так и застыла, балансируя на одной ноге. У самой двери прямо на новой бежевой дорожке было щедро размазано какое-то бурое месиво в подозрительных ошмётках. Неэстетичная цепочка из крупных тёмных клякс, местами смазанных собачьими следами, вела от двери прямиком на кухню, к собачьей миске. И витал в воздухе характерный запашок размороженной скумбрии.

Ну, спасибо, дорогие детки. Опять оставили какое-то собачье лакомство в свободном доступе. А Нора, по своему обыкновению, растерзала добычу на пороге, устряпав всё, что можно, и теперь не только полы замывать, но и… Присматриваюсь. Нет, панели чистые, на этот раз обошлось. И всё равно, картина просто как из фильма ужасов. Кровищи-то сколько… Не почуяла бы рыбный запах — решила, что медведя завалили.

Я сбросила босоножки и, прошлёпав в зал, плюхнулась в кресло. Не позволяем мелким неприятностям испортить себе настроение! В конце концов, бывало и хуже. Например, когда у Норы резались зубы, она дорвалась до книжных полок, и прогрызенные насквозь «Географию» и «Геометрию» за шестой класс пришлось обновлять дважды. Так, где это наша преступница?

Могучий храп из-под журнального стола прервался, высунулась довольная собачья морда, перепачканная бурым. Усиленно запыхтела и принялась тыкаться в ладонь. Классический лабрадорский хвост со стуком лупил об деревянные ножки. Мам, ты пришла!

Я попыталась оттолкнуть морду.

— Нора, фу! Опять уделалась! Ты бы хоть у Малявки поучилась следы заметать!

Наш мелкий кот презрительно фыркнул с серванта. Отвернувшись, почесался задней лапой с таким остервенением, что от трясучки задребезжали хрустальные фужеры. Уж его-то шкурка была безукоризненно чиста.

Из дверного проёма детской, смежной с залом, высунулись мои девахи, довольные донельзя, косы сколоты кое-как, растрепались, глаза горят… Смуглые мордашки в белых пятнах, и гадать не надо, чем люди занимались: что-то спехом наваяли на ужин и сразу ринулись к компьютеру. Что уж с собачки взять, когда у хозяек ветер в голове?

— О, мам, ты пришла! — дщери забегали, засуетились, подпихивая мне под спину подушки и притаскивая тапочки. — Мамочка, мы тебе покушать сготовили!

— Хоть бы муку смыли, как следует, конспираторы! — И рассердиться бы, что собачку недоглядели, да язык не поворачивался. — Погодите, немного отдохну — и всё оценю, все ваши шедевры. Только ответьте мне, бога ради, кто опять скормил этой обжоре рыбьи головы?

Детишки захихикали, но тут же озадачились.

— Машка, это ты! Говорила тебе, мы что-то забыли сделать!

— Сонька, это ты! Ты сегодня дежуришь по кухне!

— Короче, виноватых не найдёшь, — заключила я. — Весь подъезд провонял… пропах жареной скумбрией, пол в коридоре устряпан черте чем, а вы режетесь в «Титанов»? Угадала? Почему за собой не убрали? Так и не выяснили, кто дежурный?

— Э-э-э, — протянули девахи в один голос. Зачесали в затылках. — Мы только доиграем — и сразу уберём! У нас там актовый босс недобитым остался, никак нельзя прерываться, а диск нам дали только на два дня. Ты пока отдохни, покушай, а мы и полы ототрём, и посуду вымоем! Потом…

— Ироды! — сказала я беззлобно, больше для порядка. — Идите уж. Как же ему оставаться, боссу вашему недобитым. Ёлы-палы, — это уже вслед девчачьим спинам, — в доме на троих — два ноутбука; как так оказывается, что при дележе я всё время остаюсь лишней? Сдаётся, дети мои, вы жульничаете… Как насчёт погулять с собакиным?

Из спальни лилась эпическая мелодия заставки. Меня уже не слышали.

— Никак, — сказала я Норе. — Диск только на два дня дали. Что ж, неси, собакин, тряпку. Похоже, дежурные сегодня снова мы!

Кухня была припорошена мукой, как поле первым снежком. Радовало одно: относительно чистая плита и пол не в скорлупе, как иногда бывало. На стол любо-дорого было посмотреть: накрытый парадной вышитой скатертью, сервированный по всем правилам этикета, с льняными салфетками-лебедями на тарелках, ножами-вилками, солонкой соусницами. В центре, рядом со скромной веточкой барбариса красовалась супница из дрезденского фарфора, отписанная мне в наследство бабушкой Иоанной. Н-да. Больше рыбу, конечно, подать не в чем, только в этом раритете… Я приподняла крышку. Аромат рыбьего жира, просочившийся на лестничную площадку, здесь не чувствовался, оставался лишь дразнящий запах да приятные глазу кусочки в золотистой корочке. Ну, может оно того и стоит, а что ей без дела выстаивать этой супнице… Не буду кусошничать, подожду остальных.

Маниакальная страсть к готовке проявилась у моих девочек ещё с детсадовского возраста. Уже с первого класса они жарили картошку и крутили котлеты, в третьем — освоили выпечку, в пятом по вдохновению могли зафаршировать птичку или кролика. Одно плохо: убирать после себя не любили до отвращения. Всё внимание уделялось продуктам, рецептам, технике и красивой финальной подаче, чтобы было эффектно, как на пошаговых фото в кулинарных журналах. К сожалению, я так и не нашла для них мастер-класса по зачистке кухонных столов после работы, поэтому с побочными эффектами приходилось бороться самой.

Нора, покрутившись в кладовке, нарисовалась с тряпкой в зубах.

— Спасибо, дружок.

В благодарность я от души почесала широкую мягкую спину, спровоцировав новую отмашку хвостом. Шестиметровая кухонька для нас двоих была тесновата, поэтому хвост отчаянно колотил по всем вертикальным поверхностям. Чтобы отвлечь собакина, я метнула тряпку в коридорчик и Нора пулей вылетела следом. Я же, взглянув ещё раз на скатерть-самобранку, задумалась.

Супницу-то жалко, а ну, как кокнут? Эстеты мои малолетние… Но предложить им посуду попроще — не на шутку обидятся. И в кого они такие?

И вот уже полы отмыты, Нора тоже, в печке разогревается рис к рыбе, уютно мерцает лампа под вязаным абажуром.

— Эй, заи! — окликаю. Приглушённые расстоянием выкрики в детской стихают. — Ужинать! Я без вас не начну!

Мы рассаживаемся за круглым столом. Нас трое, табуреток четыре. С холодильника бесшумно пикирует мне на плечо чёрно-белая кошачья тень, суёт, прогнувшись, нос в тарелку и оценивающе принюхивается. Спрыгивает на личный табурет. Чередую: кусочек скумбрии мне, кусочек Малявке — едва успевай отдёргивать пальцы, кусочек Норе. Та моментально смахивает языком угощение и застывает, капая слюной, хотя неподалёку — миска с Педди Гри, полнёхонька. Тарахтят без умолку девицы, обсуждая достоинства новой игрушки.