Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — ярл Страница 2

— Да, случаи будут, — пробормотал я. — Отдохнули? Пора.

Я пошел впереди, пусть кони отдохнут, да и тропка слишком уж узкая, и так приходится держаться за стену. Вдруг показалось, что пальцы уперлись в жуткую оскаленную пасть, я отдернул руку, пугливо посмотрел вперед. Там из стены торчит еще одна такая же, разве что чуть мельче. Я помотал головой, соображая, но видение не исчезло: из ледяной глыбы торчат головы двух рыбин. Морды страшноватые, одни шипы да зубы, только глаз нет, совершенно безглазые, словно неведомой силой перенесенные из глубоких подземных озер, где вообще никогда не бывает света.

Смит перекрестился, опасливо посмотрел на меня, но я слишком выбился из дыхания, чтобы удивляться, ну рыбы и рыбы, что такого? Есть речные рыбы, есть озерные, есть морские. Значит, есть и горные, а то что за дискриминация. Говорят, есть летучие рыбы, есть лазающие по деревьям. Значит, есть и такие, что лазают по скалам. Брат Кадфаэль дышит еще тяжелее, но остановился, чтобы перекрестить рыб, сказал с хрипами:

— Господь явил свою мощь… и сотворил чудо!

— А зачем? — спросил Смит.

— Господь не объясняет, — сказал Кадфаэль терпеливо.

— Почему?.. Так бы облегчил жизнь… А то как будто потешается!

— Не богохульствуй, — сказал Кадфаэль строго. — Мы сами должны… да, должны доискиваться. На то и дан разум, чтобы постигать Божественное.

Прошли еще с десяток шагов, Смит ругнулся, а Кадфаэль сотворил крестное знамение: впереди прямо на тропке, что не тропка, а вроде русла быстро иссякшего и превратившегося в лед ручья, сразу три рыбины в локоть длиной, толстые, страшноватые. В лед вмерзли наполовину, а одна вовсе поверху, словно подпрыгнула, а бурно сбегающая с гор вода за это мгновение превратилась в лед.

Рыбину от пинка унесло по льду, словно крупную льдинку. Ударившись об угол, она крутнулась, с хрустом обломился плавник. Кадфаэль перекрестился, а Смит заметил озадаченно:

— Это что же… Никто не поднимался?

— А здесь нет дороги вверх, — пояснил Кадфаэль. — Это мы, как сумасшедшие… Обычно поднимаются либо правее, чтобы выйти к Западному Перевалу, либо левее — к Восточному. Нам к Восточному, оттуда ближе к порту.

Я подумал, сказал со вздохом:

— А мне лучше Западный.

— Сам Западный ближе, — заметил Смит, — но потом до порта три дня скакать. Впрочем, на вашем коне…

Он нагнулся, рассматривал диковинную рыбу, чем-то похожую на сома, только усы подлиннее, а один и вовсе на середине лба, что поставило Смита в тупик, а для меня это сигнал, что рыба привыкла зарываться в ил, выставляя кончик уса, а когда какая глупая рыба принимала его за червяка и хватала, то сама оказывалась в пасти.

Промороженная, рыба выглядит почти прозрачной, потому Смит и всматривается с таким интересом, уж он за всю жизнь и оленей наразделывал, и рыб напотрошил на три учебника анатомии. И сразу видит, что это рыба не та, к каким привык, но в то же время — простая рыба, а не какая-то волшебная. Вся как из перламутрово-прозрачных чешуек, по бокам диковинный узор, красивый, как спинной гребень дракона, еще один поменьше ближе к хвосту, да и сам хвост роскошный, дивный, странная такая избыточность красоты, ведь кому ею любоваться?..

Пес остановился далеко впереди, машет хвостом. Кадфаэль всмотрелся, воскликнул с апостольской благодарностью:

— Господь привел нас к королевской дороге!

— Мог бы и раньше, — проворчал Смит. Усы печально опустились, он с тоской смотрел на сверкающую льдом стену, похожую на поставленное стоймя плато. — Или дорогу бы опустил ниже…

— Потому и уцелела, — ответил Кадфаэль серьезно, — что в камне, а не протоптана в земле… Сэр Ричард!

Пес напрыгнул, пытаясь столкнуть Зайчика, тот попер корпусом, как бык, попытался хватануть его страшной пастью, Пес отскочил, копыта застучали по каменной плите, что уходит в бесконечность.

Воздух свеж, слишком прохладен для жаркого летнего дня, но мы на высоте почти в милю от пробитых в земле колей далеко внизу. Дорогу можно называть даже императорской: ровная, широкая, тянется вдаль и теряется в туманной синеве.

Послышалось тяжелое сопение и надсадное дыхание, мул Кадфаэля и конь сэра Смита кое-как вскарабкались по осыпающейся гальке. Кадфаэль сложил ладони и вознес горячую молитву, а у сэра Смита снова поднялись усы. Он подбоченился и гордо оглянулся.

— Наконец-то!

— Впереди долгий путь, — напомнил Кадфаэль.

Я повернул голову, дорога уходит вправо и влево, ровная и бесконечная, врезанная в стену. Печаль стиснула мое сердце. Я повернулся к друзьям, оба умолкли, лица очень серьезные.

— Мне направо, — сказал я. — Там Западный Перевал.

Смит сказал бодро:

— Сэр Ричард, на Юг быстрее через Восточный.

— Знаю, — ответил я. — Я уже говорил, у меня там одно дело.

Мы обнялись, длинные усы пощекотали мне щеку, Кадфаэль подъехал невеселый, потянулся ко мне со своего мула, как ребенок с игрушечного пони. Я нагнулся, обнялись, Смит подкрутил усы и сказал с натужной бодростью:

— Не думаю, что Юг так уж огромен. Мы еще обязательно встретимся!

— Встретимся, — согласился Кадфаэль печально.

Пес подпрыгивал, подставлял голову под его ладонь. В последние дни Кадфаэль его разбаловал: чесал и гладил, а собаки быстро понимают, из кого можно веревки вить, сейчас Пес едва не взвыл горестно, когда я свистнул и повернул коня.

Зайчик начал набирать скорость, Пес обогнал и постоянно оглядывался, дразня длинным, как у ящерицы, красным языком, Зайчик наддал, я отпустил поводья, ветер засвистел в ушах, начал раздирать рот, я уткнул лицо в гриву, ураган проносится сверху, стук копыт слился в дробный шорох, а конское тело начало разогреваться.

Я уже собирался придержать арбогаста, пора осмотреться, как вдруг скорость начала спадать. Дорога, что раньше уходила и уходила в бесконечность, далеко впереди упирается в стену. А слева в стене наискось чернеет неширокая щель.

Пес тут же помчался ее исследовать, Зайчик повернул голову и взглянул на меня с вопросом в коричневых глазах.

— Ничего другого не остается, — ответил я. — Другого пути просто нет.

По отвесной или почти отвесной стене поднимаются только так: по вырубленной в скальном массиве дорожке под углом почти в сорок пять градусов, потом разворот на площадке и в обратном направлении тоже наверх под тем же углом, словно пешком с этажа на этаж по лестничным маршам.

Тропка узкая, при ходьбе прижимаемся к стене. И все равно гранитный край, за которым бездна, в полушаге. Я покинул седло заранее, не могу, когда нога в стремени висит над пропастью, да и Зайчику проще.