Маргарет Уэйс - Час близнецов Страница 2

Однако каким бы холодным, строгим и чистым ни было обиталище летописца, оно, казалось, лишь отражало холодную, строгую и чистую красоту женщины, которая, расположившись в кресле и сложив на коленях руки, ожидала Астинуса.

По всему было видно, что терпения Крисании Таринской занимать не приходилось, Она не вздыхала и не поглядывала на клепсидру в углу, она даже не читала, хотя Астинус был уверен, что Бертрем наверняка предлагал ей книгу, ее не интересовали немногочисленные резные украшения и безделушки, которые попадались кое-где на полках среди рукописей, — она просто неподвижно сидела в кресле с жесткой деревянной спинкой, устремив взгляд прозрачных серых глаз за окно, на кроваво-красные отблески заката, озарявшие зловещим светом повисшие над горами облака. Вид у нее был такой, словно она созерцает первый — или последний — закат над Кринном.

Она была настолько увлечена заоконным пейзажем, что даже не заметила, как в дверях появился Астинус. Тот, в свою очередь, ничем не привлекая внимания, разглядывал ее столь же пристально. В этом не было ничего необычного, ибо именно таким взглядом, проницательным и непроницаемым одновременно, удостаивал историк каждое живое существо, обитающее на Кринне. Необычным было лишь выражение жалости, глубокой потаенной печали, промелькнувшее в глубине его зрачков.

Астинус фиксировал историю. Он вел свои записи от начала начал, собственными глазами наблюдая бег времени, череду сменяющих друг друга событий и занося увиденное в свои бесчисленные книги. Он не мог предсказывать будущее — это было и оставалось уделом богов, однако он обладал редкостным прозорливым чутьем и способностью первым замечать признаки надвигающихся перемен, которые так тревожили Бертрема. Теперь он стоял на пороге своей комнаты и слышал равномерный стук водяных капель в клепсидре, — поднеси он руку к воронке, и стук прекратится, однако время неумолимо продолжит свое течение.

Вздохнув, Астинус вновь перевел взгляд на женщину, о которой много слышал, но ни разу не встречал прежде.

У нее были черные, вернее, иссиня-черные с матовым отливом волосы, похожие на гладь ночного моря. Они были зачесаны со лба назад и схвачены на затылке простым деревянным гребнем. Этот строгий стиль не очень-то сочетался с ее бледными, изящными чертами — в полутьме лицо ее казалось и вовсе фарфоровым, — несоразмерно большими глазами и выразительным абрисом бескровных губ.

Несколько лет назад, когда она была еще совсем юной, десятки слуг помогали ей расчесывать и укладывать эти густые черные волосы по последней моде, закалывая их золотыми и серебряными шпильками и вплетая в вороные пряди сверкающие драгоценности. Они красили эти высокие бледные скулы алым соком ягод и облачали юную красавицу в бледно-розовые шелка и голубой атлас. Да, она была прелестна, и поклонники не давали ей ни минуты покоя.

Ныне же она была одета в простое, хотя и сшитое из прекрасной тонкой материи белое платье, какое и полагалось носить Посвященной Паладайна. На платье не было никаких украшений, за исключением золотого пояска, охватившего тонкую талию, и свисавшего с шеи на изящной цепочке медальона Паладайна — знака Платинового Дракона. Волосы Крисании были прикрыты просторным бельм капюшоном, который усиливал бледную холодность ее неподвижного лица.

«Она похожа на мраморное изваяние, — подумал Астинус. — С одной лишь разницей: мрамор может согреться на солнце».

— Приветствую тебя, праведная дочь Паладайна, — сказал Астинус, проходя в комнату и плотно прикрывая за собою дверь.

— Приветствую тебя, Астинус, — вставая, ответила Крисания Таринская.

Она направилась через комнату ему навстречу, и Астинус удивился быстроте и почти мужской уверенности се широкого шага. Однако не только походка странным образом не соответствовала изящным чертам этой женщины — рукопожатие ее также оказалось удивительно сильным и твердым, что было вовсе не типично для палантасских женщин, которые если и обменивались с кем-то рукопожатием, то протягивали для этого лишь кончики пальцев.

— Я хочу принести свою благодарность за то, что ты согласился потратить свое драгоценное время и присутствовать на этой важной встрече в качестве третьей стороны, — спокойно сказала она. — Я знаю, как ревностно ты относишься к своей работе.

— Я не отказываю в услуге, если чувствую, что время не будет потрачено зря, — сказал Астинус, задержав ладонь Крисании в своей руке и пристально вглядываясь в ее лицо. — Однако мне не по душе то, что должно сегодня произойти.

— Почему? — Молодая женщина озадаченно посмотрела на летописца. Потом, поняв его сомнения, она улыбнулась, но улыбка вышла холодная, прибавив ее лицу не больше тепла, чем лунный свет — свежевыпавшему снегу. — Ты не веришь, что он придет, правда?

Астинус фыркнул и, выпустив руку женщины, отвернулся, словно вдруг потерял к ней всякий интерес. Он отошел от своей странной гостьи к окну и выглянул наружу, на город, белые дома которого изумительно мерцали в лучах заходящего солнца. Было, правда, в этой захватывающей картине одно исключение — здание, которое даже в полдень не отражало солнечных лучей, всегда оставаясь мрачным и неприветливым.

Именно на него был устремлен взгляд Астинуса.

Цитадель из черного камня возвышалась в самом центре сверкающего, как бриллиант, города, ее высокие минареты, недавно отстроенные при помощи неведомых магических сил, упирались прямо в небо и играли кроваво-красными бликами в лучах заката, напоминая когтистые пальцы скелета, тянущиеся ввысь из отверстой могилы.

— Два года назад он вошел в Башню Высшего Волшебства, — бесстрастно сказал Астинус, заметив, что Крисания тоже подошла к окну и встала рядом с ним. — Он вошел туда в темноте, глухой ночью, когда в небесах была только одна луна — та, что не дает света. Он прошел через Шойканову Рощу, преисполненную неодолимого ужаса, к которой не осмеливается приблизиться ни один смертный, даже кендеры обходят ее стороной. Перед ним отворились старые ворота, на чьих острых шипах до сих пор висят останки темного мага, который запер Башню страшным заклятием и спрыгнул с ее крыши прямо на ворота, став их жутким стражем. Но когда к воротам подошел он, то страж поклонился и ворота открылись от одного прикосновения, пропустив его внутрь, а затем вновь закрылись.

За два прошедших года они больше ни разу не открывались. Он не выходил наружу, а те, кого принимала Башня, не видели его внутри. И ты ожидаешь, что он придет? Сюда?

— Властелин настоящего и будущего… — Крисания пожала плечами. — Он придет, как и было предсказано.

На этот раз Астинус посмотрел на нее с некоторым уважением: