Святослав Логинов - Черная кровь Страница 2

Таши тем временем вытащил на берег убитого, подивился, как удачно попала стрела – под левую лопатку. Ведь стрела не боевая, на утку изготовлена, и ударь она в любое другое место, соглядатай остался бы жив, и неведомо, удалось бы взять его в густых зарослях. Хотя возможно, выстрел его тут ни при чем, а все дело в чародействе. Говорят, старик, – Таши не осмелился назвать своего спутника по имени, чтобы тот не подслушал мысль, – умеет стрелы взглядом метать. Потому и ходит с ним вдвоем в самые дальние походы, не боится, что Таши сбежит, пока рядом нет взрослых воинов. Другие мужчины на такое не осмеливаются: караулят его, смотрят подозрительно, боятся. Неумные они: головы дубовые, рыбьи глаза – не видят, что никуда Таши не побежит, нет ему отсюда дороги. А коли судьба велит стать не человеком, а мангасом, то здесь он и умрет; все равно иначе жить не стоит.

– Идем, – сказал старик, прервав мысли молодых спутников. – Надо родичей предупредить, пусть караулы высылают. А дротик с собой захватите, вождю показать.

* * *

Повесив на плечо лук и взяв в свободную руку птичье копьецо, Таши пошел к обрыву, пологому в этом месте и отстоящему далеко от воды. Старик и Уника двинулись следом.

Земля в этих краях была вполне и давно обжита и принадлежала одному роду. Наверху по выгоревшей от нещадной жары траве бродили овцы, пара лохматых собак, высунув языки лежали возле тернового куста. Очевидно они притомились, сбивая в кучу стадо, потому что солнце было еще низко.

Настоящая жара придет не скоро, да и не бывает настоящей жары в августе.

Обычно при стаде находились двое-трое мальчишек, на сейчас их не было видно, кабы не на отмель умотали – раков ловить.

Еще дальше лежали поля: делянки, поднятые мотыгой из камня или оленьего рога. Урожай в этом году ожидался невеликий, ячмень плохо выколосился, примученный засухой. Но все равно, хлеб – большая подмога, весна каждое зернышко подберет. А те роды – людские и чужинские – что пахоты не знают, по весне мрут как мухи. От хлеба свои люди и силу имеют: род держит землю на много дней пути в любую сторону. На юге – до самого края земли, до горького лимана, на севере – покуда преграду не положит лес, где человек по доброй воле жить не станет. А на закате и востоке угодья ограничивают две реки: Великая и Белоструйная. За реками тоже люди живут, но род у них другой. С одними людьми дружба, с другими вражда, но вражда обычная, от человеческих причин. Вот чужие – иное дело. Бывает, они из леса приходят, а то накатываются из-за Великой Реки. Настоящих людей там немного, вот и балуются чужинцы. Особенно Согнутые – это давний враг.

А теперь еще какие-то нашлись – мелкие. Хорошо, что вовремя их углядели, у старого Ромара глаз, как у кречета, даром что вздыхает, жалуясь на слепоту. Должно быть это предки подарили ему как плату за увечье, а то пропал бы старик и без рук, и без глаз. Никакое волшебство не выручило бы.

Род жил в четырех больших поселках, поставленных там, где была лучшая земля и всего богаче ловилась рыба. Охотой всех родичей было бы не прокормить, а рыбе в реке нет перевода.

Сразу за пажитями путников встретила городьба, составленная из тяжелых дубовых плах, вкопанных стоймя, вверх заточенными и обожженными остриями. За оградой располагалось селение, самое большое из четырех.

Вход был перегорожен уложенными в пазы пряслами – не от человека ограда, а просто для порядка, чтобы спокойней было. Зимой случалось по льду переходили с того берега орды чужих и тогда сородичи закрывали вход щитами и из-за стен били пришельцев из луков. Чужие луков не знают, оружие у них самое пустячное: камни, дубины, редко у каких родов бывают костяные пики или ременное боло, с каким ходят бить онагров, лошадей и джейранов.

Настоящего оружия чужие не выдерживают и откатываются искать себе иной добычи.

Дома в селении круглые, частью вкопаны в землю. Из-под крыш тянутся дымки: едят люди общее, а варит каждая семья себе отдельно. А то и не придумаешь, в чем на такую толпу готовить? И какой очаг для этого дела нужен?

Таши, Уника и безрукий Ромар шли в самый центр селения, где рядом стояли дом вождя и жилище шамана. Там же была и площадь, на которой, в случае нужды, собирались охотники. Путников заметили, но особого значения их появлению не придали. Мало ли по какому делу люди идут? Хотя и Ромара, и Таши знали все, а многие ненавидели и боялись. Боялись Ромара, а ненавидели Таши.

Таши шагал через селение с независимым видом. С тех самых пор, как он узнал о своей исключительности, он слишком хорошо привык так ходить.

Раньше люди полагаясь на Ромара, считали его настоящим человеком, а последний год, когда Таши вдруг рванул и обошел в росте не только одногодков, но и почти всех взрослых охотников, народ уверился, что дело нечисто. И хотя истину может открыть лишь испытание, до которого еще два месяца ждать, но люди за верное держат, что испытание лишь время оттягивает, а на самом деле Таши не человек, а ублюдок, страшный мангас, и чем скорее его прикончить, тем лучше будет. Заодно и на Ромара смотрели косо: ведь это он убедил сородичей оставить жизнь младенцу, рожденному от неведомого отца.

Прошлой осенью охотники уже заводили разговор о Таши, но вождь прикрикнул на смутьянов и приказал, чтобы обидного слова никто не смел говорить. Чем род держаться станет, если свои же законы похерит? Но Таши знал, что разговоры за мазаными глиной стенами не стихли. И то как поспешно мать дала подзатыльник не в меру ретивому мальцу, вздумавшему крикнуть вслед Таши запретное оскорбление, лишь вернее показало юноше, о чем судачат сородичи.

Жилище вождя заметно отличалось от остальных домов. Случалось, Бойша созывал на совет полсотни мужчин, и всем находилось место у его очага.

Шаман Матхи, напротив, жил в землянке, больше напоминавшей нору. Этого тоже требовал обычай. Если прочие дома стояли на деревянных столбах, и уходили в землю совсем немного, до слоя плотной глины, то землянка колдуна была врыта в почву словно погреб, а перекрытиями у нее служили кости мамонта. Мамонтов в округе никто не встречал уже много лет, и когда сородичи поправляли дом колдуна, то материал приходилось покупать у северных соседей.

Путники подошли к дому Бойши, Ромар кивнул, и Таши решительно постучал по опорному бревну. Откинулся полог, на пороге появился заспанный Туна – брат вождя. Был Туна огромен, силен, непроходимо глуп и на редкость благодушен. Старшего брата он боготворил и готов был на что угодно по единому его знаку. Впрочем, Бойша умел не пользоваться силой брата в открытую, за что его особо уважали сородичи.

– Вождя позови, – коротко сказал Ромар.

– Так его нету. На низ пошел, выхухоль смотреть. Люди с запада обещали за выхухоль киноварь дать. Он и пошел. А я остался, мне мелкие звери не интересно. Вот ночью я поле караулил, так на ячмень кони приблудились – целый табун. Я одному спину сломал – это было весело.