Джордж Мартин - Пир для Воронов (пер. Цитадель Детей Света) Страница 2

За рекой в яблоневом саду запел соловей. Эти сладкие звуки были настоящим бальзамом после бесконечных повседневных вороньих криков и карканий. Белые вороны знали его имя, и едва завидев его начинали его выкрикивать, так что ему хотелось выть: «Пэ-эт, Пэ-эт, Пэ-эт». Эти белые птицы были настоящей гордостью архмейстера Волгрейва. Он даже пожелал, чтобы после смерти его тело отдали им на съедение, но Пэт подозревал, что при этом они съедят и его самого.

Возможно из-за жутко крепкого сидра — не стоило ему напиваться, но Аллерас так и так проставлялся за свое медное звено цепи, да и жжение из-за чувства вины нужно было чем-то залить — но соловьиные трели казалось выводили «золото за железо, золото за железо, золото за железо». Это казалось странным, потому что именно так той ночью выразился незнакомец, когда Рози свела их вместе.

— Кто ты? — спросил его Пэт, и человек ответил:

— Я — алхимик. Я могу превращать железо в золото. — И в тот же миг в его руке появился золотой, который заплясал между пальцами, желтое золото мягко поблескивало в свете свечей. На одной стороне монеты был трехглавый дракон, на реверсе лик какого-то давно умершего короля.

«Золото за железо», — вспомнил Пэт, — «другого такого случая не представится. Ты ее хочешь? Ты ее любишь?»

— Я не вор, — ответил он человеку, назвавшемуся алхимиком, — я послушник Цитадели.

Алхимик склонил голову и промолвил:

— Если ты вдруг передумаешь, я вернусь сюда со своим драконом ровно через три дня.

Три дня прошли. Пэт вернулся в «Перо и Кружку», все еще не решив, кто же он, но вместо алхимика обнаружил в таверне Молландера, Армена и Руна в паре со Сфинксом. Чтобы не привлекать к себе внимания ему пришлось присоединиться к ним.

Двери «Пера и Кружки» никогда не закрываются. За шестьсот лет, что таверна стоит на острове посреди Медовухи, она ни разу не прерывала торговлю своим товаром. И хотя высокое бревенчатое строение уже покосилось к югу, как порой бывает кренятся вбок послушники, выпившие лишнего, однако Пэт ни капли не сомневался, что здание простоит еще столько же, и будет все также продавать свой жутко крепкий сидр морякам и речникам, певцам и кузнецам, священникам и принцам, а также будущим послушникам и служкам Цитадели.

— Старый город — это еще не весь мир, — слишком громко заявил Молландер. Он был сыном рыцаря, и был пьян как только возможно напиться. С тех пор, как они сообщили ему новость о гибели его отца в битве на Черноводной, он напивался почти каждую ночь. Даже в Старом городе, в безопасности за городской стеной и в дали от битв, война Пяти Королей коснулась всех… хотя архмейстер Бенедикт настаивал, что ее нельзя было называть войной пяти королей, так как Ренли Баратеона убили еще до того, как себя короновал Бэйлон Грейджой.

— Отец мне всегда говорил, что мир куда больше рыцарского замка, — продолжил Молландер. — Возможно драконы наипоследняя вещь, какую можно отыскать в Карсе, Асшайе и Йи Ти. Но эти байки, которые рассказывают матросы…

— … остаются морскими байками, — закончил за него Армен. — На то они и матросы, дорогой друг Молландер. Пойдем в порт вместе и клянусь, мы найдем пару матросов, которые расскажут что переспали с русалкой, или целый год жили в брюхе у кита.

— А как узнать, что это не так? — Молландер расшвыривал траву ногой в поисках других яблок. — Чтобы разоблачить вруна, тебе пришлось бы самому побывать в брюхе у кита. Скажем один матрос мог соврать, верно, и даже посмеяться, но когда четверо гребцов с разных кораблей твердят одно и тоже, только разными словами…

— Они твердят не одно и тоже, — возразил Армен. — Драконы в Асшае, драконы в Карсе, драконы в Миэрине, в Дотраке, драконы освобождают рабов… каждый рассказывает о разном.

— Только в деталях, — напившись, Молландер становился еще упрямее, и даже будучи трезвым он был непробиваем. — Все твердят о драконах и о прекрасной юной королеве.

Единственный дракон, который волновал Пэта был сделан из желтого золота. И ему было интересно, что случилось с алхимиком. — «Три дня. Он обещал быть здесь».

— Вон яблоко, возле твоего сапога, — крикнул Аллерас Молландеру. — а у меня в колчане еще есть парочка стрел.

— Да пошел ты со своим колчаном, — Молландер поднял плод. — Да оно насквозь червивое, — пожаловался он, но тем не менее бросил его вдаль. Стрела попала в него когда оно уже начало падать и рассекла плод ровно на двое. Одна половинка упала на конек, скатилась по скату, подпрыгнула и упала в футе от ноги Армена.

— Если червя разрезать надвое, то получится два червяка, — оповестил служка всю компанию.

— Если б такое срабатывало с яблоками, то все забыли бы о голоде, — улыбнувшись одной из своих легких улыбок, сказал Аллерас. Сфинкс всегда улыбается, словно знает в чем соль шуток. Это придавало его лицу злобный вид, учитывая его острый подбородок, вдовий пик[1] и плотную шапку коротко стриженных вороных кудрей.

Аллерас станет мейстером. Он пробыл в Цитадели всего год, но уже выковал три звена своей мейстерской цепи. У Армена звеньев может и больше, но на каждое у него ушло по году. И все же, он тоже станет мейстером. Рун и Молландер оставались голошеими послушниками, но Рун-то был еще совсем ребенок, а Молландер учебе предпочитал выпивку.

Пэт же…

В Цитадели он пробыл уже пять лет, прибыв сюда, когда ему едва исполнилось три-надесять лет, но его шея все также оставалась голой, как в первый день прибытия с запада. Дважды он был буквально на пороге. В первый раз он выступал перед архмейстером Ваэллином демонстрируя свои знания в искусстве небес. Вместо этого он узнал, за что Ваэллин получил прозвище Уксус. Два года у него ушло на то, чтобы набраться храбрости для второй попытки. На этот раз он записался к довольно старому архмейстеру Иброзу, купившись на его мягкий голос и умелые руки, но вздохи Иброза были почти столь же болезненны, как острый язык Ваэллина.

— Одно последнее яблоко, — пообещал Аллерас, — и я расскажу вам, что я думаю об этих ваших драконах.

— И что ты такого можешь знать, чего не знаю я? — проворчал Молландер. Он углядел яблоко на ветке, подпрыгнул, ухватил его и бросил. Аллерас оттянул тетиву до уха и грациозно повернулся, следя за летящей целью. Он спустил стрелу в тот же миг, когда яблоко начало падать.

— Ты всегда промахиваешься напоследок, — заметил Рун.

Целехонькое яблоко упало в реку.

— Видал? — сказал он.

— В день, когда сбиваешь все, ты перестаешь совершенствоваться, — Аллерас снял тетиву со своего длинного лука и убрал его в кожаный футляр. Лук был вырезан из сердцевины золотого дерева, редкого и легендарного дерева с Летних Островов. Пэт как-то раз попробовал его натянуть, но не сумел. — «Сфинкс выглядит слабаком, но у него крепкие руки, хоть и худые», — отметил он, когда Аллерас перекинул ногу через скамью и ухватил свою чашу.