Владимир Батаев - За гранью добра и зла Страница 2

Вечерело, и это было мне на руку — не так сильно буду выделяться в своей странной для местных жителей одежде, к тому же, здравомыслящие люди обычно по ночам не задают глупых вопросов человеку с оружием. Впрочем, если они по-настоящему здравомыслящие, то не делают этого в любое время суток. С другой стороны, по ночам имеют привычку разгуливать люди, которые вообще не задают вопросов, а молча бьют в спину, рассчитывая стать богаче на несколько монет. Первая встреча с таким типом прошла для меня удачно, но не факт, что следующий будет таким же криворуким или что их не окажется несколько.

Поэтому я двинулся в сторону центра города, ориентируясь на замок, вокруг которого и возникло поселение. Как и полагается, ближе к центру располагались районы поприличнее, и хотя здесь стражи наверняка больше, чем в окраинных трущобах, зато меньше работников ножа и топора. Впрочем, забираться в самые респектабельные районы я не собирался, там буду слишком бросаться в глаза, так что вскоре свернул на боковую улицу.

Те, кто утверждают, будто в средние века воздух был чистым, просто понятия не имеют, о чём говорят. Конечно, здесь нет промышленного загрязнения и выхлопных газов, но запашок открытой канализации — то бишь, канав вдоль дороги — является более чем адекватной заменой. Уверен, даже самый ярый защитник природы, часок подышав этой вонью, не отказался бы от дезодоранта, наплевав на разрушение озонового слоя. Но этот запах выполняет и полезную функцию — отпугивает пешеходов от края дороги. Привычка цивилизованного человека ходить по тротуару, в средневековье может обернуться тем, что на голову из окна выплеснут содержимое ночного горшка. Да уж, в книгах о подобном не пишут, а зря — такая проза жизни гораздо полезнее рыцарской романтики.

В отличие от художественного вымысла, в действительности после перемещения меня не встретила делегация с просьбами о спасении мира. Более того — если бы такие просьбы и поступили, я всё равно не понял бы ни слова, как не понял и предупреждающих криков из окон, предваряющих выплёскивание отходов жизнедеятельности. Похоже, вся магия ограничилась только порталом, которому можно найти и научное объяснение, вроде искривления пространственно-временного континуума или ещё какой подобной дребедени, а её принцип действия ни капельки не меняет того факта, что я перенёсся в другой мир.

Непонимание речи местных жителей обещало мне большие проблемы. Способностью к изучению языков я никогда не отличался, языка жестов тоже толком не знаю — да и знал бы, кто станет разбирать мои жесты, когда увидит когти. Обычно в таких случаях половина людей панически кричит что-то нечленораздельное и убегает, а другая половина хватается за оружие — понятное дело, представители первой половины мне куда более по вкусу, хотя и не вызывают уважения. Но почему-то почти никто не пытается попробовать мирно объясниться с вполне разумным существом, отличающимся от собеседника только формой и структурой ногтей. Думаю, причина этого кроется в том, что подавляющее большинство обладателей острых когтей норовят ими воспользоваться для причинения тяжких телесных повреждений, зачастую несовместимых с жизнью, всем, кто попадётся им на пути, если у тех имеется что-то ценное или полезное или если просто их рожи не доставляют эстетического удовольствия. И не могу сказать, будто сам не поступил так же или что не стану повторять это в дальнейшем. Но, тем не менее, в данном случае осознание местными жителями этой тенденции грозит мне серьёзными неудобствами, если использовать самое мягкое определение того природного удобрения, в которое я вляпался по уши.

Приключение резко теряло остатки романтического флера, грозя закончиться в канаве с перерезанной глоткой. Хотя, в крайнем случае, всегда можно будет попытаться вломиться в замок, главное успеть вовремя бросить оружие и сдаться живьём, а там мне будет гарантировано место проживания и питание. Впрочем, опять же увидев когти, могут и сразу сжечь на костре как нечистую силу, вместо помещения в уютную сырую темницу. Возможно, мне следует пробиваться прямиком в подземелья и, выбрав камеру поближе к двери, запираться изнутри, а только после этого сдаваться? Но ведь могут и вход в темницы замуровать напрочь, лишь бы избавиться от явно замыслившей что-то недоброе нечисти.

Кто ж поверит, что какой-нибудь демон — а кем ещё в средневековье могут счесть человека с когтями — вздумает самостоятельно упечь себя в тюремную камеру только для того, чтобы обрести крышу над головой и возможность питаться хотя бы баландой. Да никто не поверит, если не знает, как живут многие студенты в двадцать первом веке. А в темнице хотя бы за аренду жилья платить не надо, как и раздумывать о том, сможешь ли обедать в течение следующей недели, если сегодня напьёшься с друзьями — впрочем, решения всегда принимались в пользу выпивки, ведь пообедать можно зайти к кому-нибудь из тех же друзей. Хотя на второй год такой жизни начинаешь забывать, как выглядит обед из трёх блюд, а вся еда начинает именоваться исключительно закуской. Эх, молодость, молодость, вот были времена, всегда находили выход из любого положения, а главная проблема — кто пойдёт ещё за пивом, потому что мало взяли — решалась броском монетки.

А тут — куда ни кинь, всюду клин, и даже пива не купишь, потому что не можешь объяснить, чего хочешь, а показывать пальцем опасно для жизни. Разве что захватить пивоварню, взять заложников и несколько недель делать вид, будто формулирую требования, думаю, это даже местные поймут. Но ведь когда у них горло пересохнет, возьмут штурмом, наплевав на заложников, пиво варить — не велика наука, всегда найдут нового пивовара, взамен зарезанного захватчиком.

Доселе мне удивительно везло, не попадалось ни одного прохожего, идущего в том же направлении, что и я, или навстречу, а те, кто пересекал мой путь, слишком спешили, чтобы обращать на меня внимание и тем более рассматривать. Но за очередным поворотом я увидел мужчину, опирающегося рукой на стену. Он беседовал с какой-то девушкой, которую я за его спиной толком не видел, но некоторые замеченные детали мгновенно привлекли моё внимание. Я твёрдо решил, что мне просто необходимо рассмотреть её получше и, если я не ошибся, поговорить. Но её собеседник вряд ли обрадуется появлению странно одетого типа, дружелюбно помахивающего тесаком и лопочущего что-то на непонятном языке.

Даже в двадцать первом веке, ночью на пустой улице, услышав шаги за спиной, любой нормальный человек обернётся, чтобы выяснить, кого там черти носят. В средневековье, как мне представлялось, в подобном случае прохожего для верности по возможности прирежут — просто для того, чтобы не сомневаться, что пока наблюдаешь за ним, его подельник не выстрелит в спину. По крайней мере, я в подобной ситуации поступил бы именно так, особенно учитывая далеко не мирный вид прохожего — в качестве такового в данном случае выступал я.