Сергей Шведов - Остров Буян Страница 2

— Это показания ваших однополчан, господин Чарнота. Как видите, мы старательно изучали все перипетии вашей пока еще недолгой жизни.

— Тронут, господин Сокольский. Не нахожу слов, чтобы выразить вам свою признательность.

— Бросьте кривляться, Чарнота, лучше объясните, почему вы живы?

— Вероятно, потому, что еще не умер.

— А вы должны были умереть, младший сержант Чарнота. Понимаете — должны! И вы, и ваши люди, все десять человек.

— Извините, что цел.

Сокольский вперил в меня свои поразительно синие глаза, словно пытался извлечь из моих мозгов нужную для себя информацию, но на меня подобные приемы не действуют. Я спокойно выдержал его взгляд, хотя, признаться, этот человек рассердил меня не на шутку. Мы, видите ли, должны были умереть! А я не хотел умирать в этом чертовом городе! И никто из моих ребят на тот свет не рвался. Но нас бросили в мясорубку, не спросив нашего согласия. И патроны у нас действительно кончились. Мы сидели в этом подвале почти четверо суток без воды и пищи. А до своих было всего каких-нибудь триста метров. Вот только метры эти простреливались со всех сторон. Надо было либо сдаваться, либо умирать. Мы выбрали смерть, скорее потому, что не верили в нее. Ну не могли мы умереть в неполные двадцать лет! Это было против всех законов, и божеских и человеческих. Другое дело, что война не признает ни те и ни другие. Наше счастье, что тогда мы этого не знали. Наверное, поэтому и спаслись. В нас строчили из автоматов и пулеметов, закидывали гранатами, а мы бежали босиком по свежевыпавшему снегу, как заговоренные. И не нашлось пуль, которые бы нас убили…

— Так что же это было, Чарнота? Чудо?

— Вероятно.

— Здесь у меня показания свидетелей. В том числе и тех, кто в вас стрелял. Они в вас стреляли, Чарнота, они палили в вас из всех стволов почти в упор. Десять мальчишек голой грудью пошли на пулеметы и остались живы. Почему?

— Нам очень хотелось домой. Можете вы это понять? Когда чего-то очень хочешь, то это сбывается.

— Всегда?

— К сожалению, нет.

— Вы искривили пространство, Чарнота.

— Шутите?

— Нет. Я просто хочу знать, как вам это удалось.

Честно говоря, я и сам бы хотел это узнать. Вот только спрашивать мне было не у кого. До этой войны я был самым обычным парнем. А там я стал везунчиком. На войне таких любят. За них держатся, за ними идут. За мной тоже шли, ибо я щедро делился везением со своими бойцами. Все ребята, которых я вытащил из проклятого подвала, вернулись домой живыми и невредимыми. Этим обстоятельством я буду гордиться всю оставшуюся жизнь.

— Поймите меня правильно, Вадим, я вовсе не желаю вам зла, но вы не такой, как другие, и в этом не только ваша, но и наша проблема.

— И чем же, по-вашему, я отличаюсь от других? Посмотрите на меня внимательно: голова, руки, ноги и всё остальное. Какого рожна вам надо, господин Сокольский? В чем вы пытаетесь меня обвинить? Да, я играю и выигрываю, ну и что? Многие играют и выигрывают. Я уцелел на войне, где полегло много хороших ребят, но я ведь не один такой счастливчик.

Сокольский снова зашуршал бумагами. Не знаю, что он, собственно, пытался в них еще обнаружить. Очередной компромат на меня? Но ничего существенного за мной вроде бы не числилось. Я вел пусть и разгильдяйский, но вполне обычный образ жизни. И никаких особых чудес я не совершал. Конечно, мне можно было впаять срок за незаконное пересечение границы, но, прямо скажу, это не бог весть какое преступление, и вряд ли человек такого ранга, как Сокольский, стал бы трепыхаться по столь пустячному поводу.

— Кто был ваш отец, Чарнота?

— Скорее всего, мужчина. А что, есть другие варианты?

Своего отца я действительно не знал, а моя мама погибла четыре года назад. Ее сбила машина. К сожалению, ни мне, ни гаишникам так и не удалось установить, кто же сидел за рулем черной «Волги». Но в любом случае это был подонок, который скрылся с места происшествия, не оказав помощи пострадавшей.

— Ваша мама была врачом?

— И очень хорошим врачом, смею вас уверить, господин Сокольский.

— В этом я как раз не сомневаюсь. Коллеги и пациенты называли ее колдуньей.

Я засмеялся. Ничего колдовского, конечно, в моей матери не было, за это я мог поручиться головой. Обычная женщина, хотя и на редкость красивая. Во всяком случае, так считали все наши знакомые. Для меня она была просто лучшим человеком на свете, а более мне и добавить нечего.

— Почему она не вышла замуж?

— Идите вы к черту, господа, с такими вопросами.

Сокольский извинился. Как человек воспитанный, он сообразил, что излишнее любопытство порой выглядит в глазах собеседника как самое натуральное свинство. А в планы генерала ссора со мной, видимо, не входила.

— Я ведь задаю вам вопросы не из праздного любопытства, Вадим Всеволодович. Кстати, по паспорту вы ведь не Вадим, а Вадимир. Не знаю, как сейчас, но тридцать лет назад подобные имена не были в моде.

— А когда они были в моде?

— Во времена языческие. Вы знаете, что это имя означает?

— Понятия не имею, — пожал я плечами.

— Вадить — значит очаровывать, околдовывать. Имя жреческое. Наши далекие предки более трепетно относились к своим именам, чем мы. Ибо считалось, что имя определяет судьбу человека.

— А имя Станислав повлияло на вашу судьбу, господин Сокольский? — спросил я насмешливо.

— Скорее да, чем нет.

— А что, кстати, оно означает?

— Имя Станислав можно перевести как «из стана славных», либо «из стана львов».

— А львы-то здесь при чем?

— В русском языке сохранилось слово «слава», что означает — «подобный льву». Именно поэтому наши предки называли себя славянами. Так кто же дал вам это странное имя — Вадимир?

— Мое имя не более странное, чем ваше, господин из львиного стана. Возможно, моя мама вычитала его из какой-нибудь книги. Она увлекалась историей.

— А если точнее, — поднял руку Сокольский, — Екатерина Максимовна Чарнота увлекалась древней историей.

— Ну и что тут удивительного? — пожал я плечами. — Мой дед был ученым-историком.

— И он пропал при невыясненных обстоятельствах во время одной из своих археологических экспедиций.

— Допустим. И что с того?

— Это произошло до вашего рождения. Ваша мать, тогда еще совсем юная девушка, была вместе с ним.

— Я не понимаю вас, господин Сокольский. Мама говорила, что дедушка утонул во время переправы через горную реку. Ударился головой о камень и захлебнулся. Его похоронили там же, в этих проклятых горах.

— Нет, Вадим. Тело вашего деда так и не нашли. Сохранился отчет об этой экспедиции, где черным по белому написано, что Максим Иванович Чарнота пропал без вести при невыясненных обстоятельствах. И через девять месяцев после его исчезновения родились вы.