Наталья Колпакова - Бегущие по мирам Страница 2

А идти надо. Накануне Алёна опробовала очередную беспроигрышную комбинацию... И снова продулась вдрызг. Можно, конечно, месяц не есть. Оно даже к лучшему, а то вон ляжки стали совсем неактуальные. Но платежи за квартиру, Интернет и телефон, но взносы по кредиту за нормальную газовую колонку, но приют для шнауцеров, где на ее обеспечении состояло уже двое усатых бедолаг...

Конечно, кофе, пока она причитала на балконе, удрал из джезвы и разбежался по всей плите. Алёна перелила остатки в чашку и вперила взор в сверкающую поверхность, обезображенную бурыми лужами. Свинство! Выпила, морщась, как кошка, перекипевшую бурду. Плита выглядела как миниатюрная плаха. Брр... В предчувствия Алёна не верила, как не верила ни в НЛО, ни в головную боль и ни во что другое, чего не видела и не испытывала самолично. Ну не было у нее пресловутой женской интуиции, и все тут. Наверное, интуиция поставлялась вкупе с женскими же, в поговорку вошедшими, истеричностью, иррациональностью и беспомощностью. А это все не про нее. Но необходимость доверять приметам была многократно установлена эмпирическим путем. И Алёна – без всякой иррациональности, с холодным умом! – исполняла перед серьезными предприятиями ритуалы собственного измышления, брала важные предметы только левой рукой и временами заглядывала в онлайновый «Ицзин». Бурые пятна, будившие нехорошие ассоциации, – это было скверно. И солнце в морду, и юбка... Сигнал, признала Алёна. Но упрямо решила следовать плану.

Распахнув дверцы гардероба, она надолго застыла. Гардероб был старинный, бабушкин, тою тоже унаследованный, так что по возрасту вполне тянул на музейный экспонат. Но отлично пригнанные массивные двери по-прежнему гладко ходили в петлях и захлопывались плотно, как поджатые с неудовольствием губы. Гардеробу стыдно было за легкомысленную начинку, которой молодая наследница нафаршировала его нутро. Алёна любовно огладила отполированную дверцу с бордюром сочной плодово-цветочной резьбы и погрузила руки в барахло. Отвергла несколько вариантов, приемлемых лишь на первый взгляд. Остановиться пришлось на темно-оливковых портах в спортивном стиле. Порты – решение сомнительное, но они хотя бы мешковатые. Может, сойдет за дикарку из горной долины. Опять же цвет северный, овцеводческий. Для горожанина горец-овчар – сама простота, дитя природы. Честную цену за свой товар она в таком виде не получит. Но хотя бы взашей другие торговки не погонят: кто ж такую простофилю за конкурентку сочтет? Прикрыть штаны широким переливчатым парео в охристых тонах, и ладно. Теперь пояс из медных блях с дырочками, низанных на кожаные плетеные ремешки. Удобная нынче мода: можно вырядиться истым чудиком, а никто и глазом не моргнет – этностиль! И браслет... Где браслет?

Алёна глянула на часы и заметалась, закусив губу. Шкатулки, шкатулочки... Ну где? И серьги, тяжелые сложносочиненные подвески с крохотными бубенчиками! Это уже серьезно. Ни одна честная торговка – да что там, просто добропорядочная женщина – не покажется на улице без гремящих украшений. Всякий должен видеть, а главное, слышать еще издали, что идет добрая обывательница. Неслышно крадутся лишь серые кошки, самки с тысячей лиц, что выходят в сумерках на охоту за чужими душами.

Чертов браслет обнаружился в ванной, на полочке, где фен. Сама его туда и сунула, надраив заповедными остатками зубного порошка. Время неслось как угорелое, оно просто издевалось над Алёной. Каждая минутка отдавалась в ушах злорадным смешком. Когда наброшенная на шею тройная нитка бус ни с того ни с сего потекла к ногам хозяйки переливчатой струйкой, Алёна совсем уж было решила отказаться от своего гешефта. Решимость – дело хорошее, но элементарного здравого смысла тоже никто не отменял.

Дело решила фотография. Большущая, в нарядной рамке, настоящий портрет, на котором Алёна, сидя по грудь в полевых цветах, обеими руками обнимала за широченные шеи двух красавцев псов с мордами чемоданом, украшенными бородкой и пышнейшими бровями. А какие были доходяги, когда попали в приют! У Дюши судороги случались, думали, загибается зверь. Ничего, отходились, отъелись на Алёниных харчах. День выплаты опекаемым месячного довольствия неотвратимо приближался. А денег нет, и взять неоткуда. Только оттуда, с той стороны...

Нормальная девушка поступила бы просто – попросила денег у хахаля, и нет проблем. Впрочем, привлекательной современной девушке и просить бы не пришлось. У нее по определению должен иметься такой вариант, чтобы деньги на девушкиной карточке вообще не переводились. Иначе это никакой не вариант, а «отстой» – так говорили поголовно все Алёнины шестилетки, за что она их строго отчитывала. Те извинялись, но смотрели с удивлением. Наверное, строгая красивая «тетя-педагог» казалась им странной.

Не только им. И если бы только казалась! Тогда ей бы не пришлось шнырять в иномирье после любого пустячного проигрыша. Алёна и была странной. А нормальной и современной – нет, не была. Во-первых, как уже было сказано, хахаля нет. Да, честно говоря, и не было никогда. Так, заступали иногда путь какие-то проходные персонажи, чистый отстой, прости господи. Заступали, мешали обогнуть стороной и двинуться дальше в достойном одиночестве. Тут же, едва зацепившись, начинали капризничать, качать права, улучшать и исправлять. Внушать чувство вины из-за собственной отстраненной невозмутимости. Скандалить, терять лицо. Затягивать в страсти, как в трясину. Алёну то и дело вышибало куда-то в сторону, вовне, откуда она с болезненной неловкостью лицезрела трагифарс оскорбленного самолюбия и инфантильного эгоцентризма. Утомительно и стыдно.

Во-вторых, она не любила деньги и не стремилась их зарабатывать. Просто они были ей нужны. Но это же не любовь, а насущная необходимость. И деньги ее не любили, утекали куда-то, ни интеллект не помогал, ни внутренняя дисциплина. Бабушка-гуманитарий в грезах видела единственную внучку экономистом. Сотрудницей планового отдела какого-нибудь крупного предприятия или лучше НИИ. Гораздо лучше НИИ. Достойная профессия, достойная жизнь. Бабушка сама очень достойно проработала всю жизнь в НИИ чего-то там очень важного – да, важного, но только в том, другом мире, где не знали слова «логистика», но, странное дело, не обрекали на вымирание целые города из-за неумения состыковать деятельность заводов-смежников. Но когда Алёна окончила школу (разумеется, с медалью, как еще можно окончить школу, если тебя обожает энергичная подтянутая бабушка-перфекционистка!), плановые отделы вместе с институтами уже растворились в едкой кислоте современности. Внучка, впрочем, послушно отправилась на экономический факультет заслуженного инженерного вуза, выбранного как за респектабельность, так и за близость к дому. Ей было, в общем, все равно. Это бабушка деятельно устраивала ее судьбу, втискивая собственные мечты в безобразные пресс-формы реальной жизни. Алёне нравилась математика. Она с увлечением училась поначалу, а когда математика кончилась, доучивалась легко и скучно, по привычке все доводить до конца да из любви к бабушке.