Марк Энтони - Родственные души Страница 2

«Ребенок — получеловек», — сказал Солостаран, все еще стоя на коленях и положив руку на подлокотник кресла-качалки.

«Он также и полуэльф».

Солостаран некоторое время молчал, но затем Эльд Айлия увидела, как маска гордости рассыпалась, и Беседующий покачал головой. Малыш продолжал спать. Беседующий мягко коснулся одной из крошечных ручек; рефлексивно, словно чувствительный цветок, ручка раскрылась и закрылась, обняв палец Беседующего. Эльд Айлия слышала, как Солостаран затаил дыхание, видела, как в его глазах растет доброта. «Какая может здесь ожидать жизнь того, кто состоит из двух половинок и не составляет единого целого?»— спросил Беседующий. Но у Эльд Айлии не было для него ответа, и последовавшая тишина затянулась. Взгляд акушерки оставался спокойным.

На мгновение выражение муки показалось в зеленых как осиновый лист глазах Беседующего. Затем вернулся гордый вид. «Он — сын жены моего брата, и он отправится со мной. Он будет воспитан как настоящий эльф Квалинести». Эльд Айлия вздохнула, коснулась щек новорожденного, поцеловала его в лоб, и, не произнеся ни слова, протянула сверток Беседующему. «У малыша уже есть имя?»— спросил Солостаран, явно избегая глядеть на застывшее в углу кровати тело. — «Эланса назвала его?»

«Да», — после некоторой паузы прошептала акушерка. Запинаясь, она солгала, — «Она назвала его Танталас». Эльд Айлия разглаживала шерсть своей юбки, не осмеливаясь встретиться взглядом с Беседующим, чтобы он не узнал правду. Но ее дар ребенку должен быть чем-то вечным — именем. «Сильнейший», — означало это имя на людском диалекте, который Эльд Айлия изучила ребенком.

Солостаран просто кивнул. Он шагнул к двери, держа ребенка с непринужденностью опытного отца; его первенцу, Портиосу, шел только пятый год. Эльд Айлия вытолкнула свое внезапно уставшее тело из кресла и последовала за ним. Они задержались в ночном воздухе у окна; тот нес свежесть весны, сдувая золотые волосы с его лба. Золотой обод опоясывал чело, играя серебром и пурпуром в свете лун.

«Боюсь, что я не оказываю ему услугу, забирая его ко двору», — произнес Беседующий. — «Сомневаюсь, что он обретет там много мира в своей жизни. Но он — мой родственник, и я обязан».

Солостаран накинул ткань на лицо ребенка, защищая того от сырости, и акушерка с Беседующим замешкались у окна. В этот момент серебряная полоска прочертила небо. Упавшая звезда, свет Небес, прибыла на Кринн, промчавшись на север и оставив позади свой огненный хвост. Похоже, Беседующий не обратил внимания на знамение, но Эльд Айлия с надеждой сжала пальцами амулет, который вложила в ее руку умиравшая Эланса; для народа акушерки падающая звезда была хорошим спутником. Она надеялась, что звезда упала для ребенка, спавшего на плече Беседующего; полуэльфу понадобятся хорошие друзья.

«Я пришлю остальных попрощаться с Элансой», — сказал Солостаран, его голос на мгновение дрогнул. Затем он ушел, забрав с собой ребенка. Эльд Айлия стояла у окна, пока звон колокольчиков и приглушенный стук копыт по выложенным плиткой улицам не стихли вдали.

* * * * *

Далеко на севере маленький городок засыпал в темноте. Это был городок деревянных домов, по большей части спрятанных высоко среди раскинувшихся ветвей древних башнеподобных деревьев, соединенных между собой высоко над землей пешеходными мостиками. В одном из немногих стоявших на земле домов — и единственном с тусклым светом, видневшемся сквозь открытые ставни его окон — в одиночестве сидела фигура. Она была короткой, высотой с человеческого ребенка, но с толстыми конечностями и широкими плечами, и грубая борода, завиваясь, спускалась на ее грудь. Он сидел за столом, вертя в руках кусок дерева. Он обрабатывал его маленьким ножом, снимая стружку дерева с точностью, невероятной для его кряжистых пальцев. Вскоре из мягкого дерева появилась гладкая искусная фигурка — изображение единственного осинового листочка. Только однажды он видел осину, и это было далеко к югу, возле его родины, которую он покинул не столь давно в поисках удачи в широком мире. То дерево стояло, бледное и стройное, на вершине высокого перевала, что вел — по крайней мере, так ему рассказывал отец — в земли эльфов. Возможно, эльфы Квалинести посадили его здесь как напоминание о своем лесном доме, когда они путешествовали этой дорогой. Он считал это дерево одной из самых любимых достопримечательностей, которые когда-либо видел, его листва была зеленой и блестящей, как изумруд, с одной стороны и вся покрыта серебряным инеем с другой. Может быть, когда-нибудь ему улыбнется счастье снова увидеть осиновое дерево. А пока надо было сделать деревянный лист.

Наконец, гном устал и, встав, задул свечу на столе. Когда он проходил к кровати мимо окна, вспышка на юге привлекла его взгляд. Она горела долгую секунду, проносясь по темному небу, и затем исчезла.

«Реоркс! Я никогда не видел такого метеора!»— пробормотал он, поежившись, хотя весенняя ночь совсем не была прохладной. И затем, не понимая, почему он стоит, изумленно пялясь в окно, точно какой молокосос, впервые увидевший такое зрелище, он покачал головой, закрыл ставни и погрузился в сон об осиновых деревьях.

Глава 1

Вызов

П.К.288, Начало весны

«Флинт Огненный Горн из Утехи, гном и кузнец, по вызову Беседующего с Солнцем!»— прозвенел голос.

Флинт осторожно заглянул через позолоченные двери, которые распахнулись перед ним, и затем его сине-стальные глаза широко раскрывались от изумления, по мере того как его взгляд поднимался выше, выше и выше — скользя по стенам из белого мрамора, лишенным колонн, опор либо подпорок — почти на двухсотметровую высоту к куполообразному потолку. Для глаз Флинта купол был почти так же далек, как само небо, и в самом деле, иллюзия завершалась мозаикой, сверкавшей на поверхности купола и изображавшей с одной стороны ночь, а с другой день. Эти две реальности были разделены полупрозрачной радугой. Огромное пространство Башни вызывало головокружение. У Флинта упала челюсть, и его глаза заслезились, когда он прищурился, чтобы рассмотреть рисунок далеко вверху, когда вежливое покашливание слуги, который представил гнома, вернуло его в чувство. «Огненный Горн, не веди себя как турист», — мягко пожурил себя гном. — «Кто-нибудь подумает, что ты никогда не покидал Дома в Холме». Его крошечная родная деревня лежала далеко к югу от эльфийских земель. Он выпрямился насколько смог, расправил свою сине-зеленую тунику и шагнул в зал. Дюжина придворных, одетых в коричневые, зеленые и красновато-коричневые туники по колено длиной с серебряными поясами, повернулись, чтобы проводить его взглядами, когда его подкованные железом сапоги, такие практичные в сражении, загромыхали по мраморному полу. Подбитые туфли его сопровождающего, в контраст, тихо шелестели по полу. Флинт старался ступать на носках, что было нелегкой задачей в сапогах. Он поймал легкую улыбку, быстро угасшую, на лице своего сопровождающего, чьи карие миндалевидные глаза, тем не менее, лучились доброжелательностью. Несколько придворных улыбнулись, но большинство эльфийских лиц оставались словно вырезанными изо льда полярной шапки юга.