Клиффорд Саймак - Вы сотворили нас Страница 2

Многие годы я твердил себе, что знаю эти места, что воспоминания о них так отпечатались во мне с детства, что стоит мне оказаться на дороге – и я безошибочно доберусь до самого Пайлот-Ноба. Но теперь я начал подозревать, что ошибался. Ибо до сих пор не сумел вспомнить ни одной характерной приметы местности. Общие очертания остались, конечно, такими же, как я их помнил, однако не было ни единой отличительной черты, в которую я мог бы ткнуть пальцем и точно сказать, где именно нахожусь. Это раздражало и было некоторым образом унизительно, и я спрашивал себя, не окажусь ли в таком же положении, попав в Пайлот-Ноб.

Дорога была плохой – гораздо хуже, чем я ожидал. Каким образом ответственные за ее состояние люди позволили ей прийти в столь плачевный вид? Конечно, можно было объяснить извивы, которыми она, змеясь, повторяла очертания холмов, – но уж никак не выбоины, не длинные рытвины, на всю глубину заполненные пылью; да и с узкими каменными мостами, на которых не смогли бы разминуться две машины, давно уже надо было что-то предпринять. И вовсе не потому, что движение здесь было оживленным, – казалось, на всей этой дороге я вообще один.

Тьма сгущалась, и я включил свет. Перед этим я еще сбросил скорость и теперь полз, делая не больше двадцати миль в час: повороты выскакивали слишком неожиданно, чтобы можно было чувствовать себя в безопасности.

Я знал, что до Пайлот-Ноба не должно быть слишком далеко – не больше сорока миль от того места, где я свернул с автострады, – и не сомневался, что с тех пор проехал больше половины этого расстояния. Если бы, поворачивая, я догадался взглянуть на спидометр, то теперь знал бы это точно, но тогда мне это не пришло в голову.

Дорога не улучшалась, а становилась все хуже, и вдруг оказалась совсем непроезжей. Я ехал по узкому ущелью, с обеих сторон к самой дороге подступали холмы, а на обочинах, на границах бросаемого фарами светового веера, лежали массивные валуны. Вдобавок изменился и сам вечер. Несколько звезд, еще недавно видимых на небе, теперь исчезли, а издали донеслось ворчание перекатывавшегося над холмами грома.

Неужели я пропустил в темноте нужный поворот со Старой Военной Дороги, свернув на другую, ведущую из долины? Мысленно оглядывая пройденный путь, я не мог припомнить ни одной развилки. С тех пор, как я съехал с автострады, дорога все время была одна. Лишь изредка от нее отделялись проселки, но всегда под прямым – или почти прямым – углом.

Пройдя крутой поворот, я увидел справа группу строений; в одном из окон горел свет. Я перенес ногу с акселератора на тормоз, уже решившись было остановиться и расспросить о пути. Но по какой-то, мне самому не понятной причине передумал и поехал дальше. Если понадобится, я всегда могу вернуться. Или же мне попадется другая маленькая ферма, где я смогу остановиться и обо всем расспросить..

Примерно через милю и в самом деле показалась еще одна группа строений с единственным освещенным окном – точь-в-точь такая же, как виденная раньше.

Падавший из этого окна свет на мгновение отвлек мое внимание от дороги, а стоило мне повернуться обратно, как я сразу же заметил нечто, двигавшееся навстречу, лоб в лоб мчавшееся на меня в конусе бросаемого фарами света; увиденное, похоже, заставило меня на какое-то мгновение замереть в неподвижности, потому что разум отказывался верить свидетельству чувств. Ибо это был динозавр..

Я не слишком много знаю о динозаврах – да и не очень хочу знать, поскольку существует немало вещей, куда более для меня интересных: но несколько лет назад я провел неделю в Монтане с группой палеонтологов, которые были счастливы, вскрыв то, что они называли залежью ископаемых останков. Им удалось откопать Бог весть какие существа, жившие шестьдесят миллионов лет назад. При мне они извлекли на свет Божий почти полный скелет трицератопса; и хотя назвать эту находку уникальной было нельзя, ибо подобных скелетов раскопано уже немало, все они пребывали в сильнейшем возбуждении, так как именно этот ящер в чем-то очень специфическом отличался от всех, найденных ранее.

И вот теперь меня атаковал трицератопс – не в виде окаменелости, а во плоти. Голова его была опущена, два больших надглазных рога направлены прямо на меня, а за рогами располагался выпуклый костный щит. Набрав уже изрядную скорость, он неумолимо приближался – такой огромный, что, казалось, заполнил собой всю дорогу. Я знал, что за этой атакой кроется достаточно массы и энергии, чтобы превратить мой автомобиль в металлическое месиво.

Я неистово дернул руль, не имея представления, что именно собираюсь сделать, но понимая, что предпринять что-то необходимо. Возможно, я надеялся съехать по склону достаточно далеко, чтобы избегнуть столкновения, а может быть, думал, что здесь хватит места, чтобы развернуться и удрать.

Машина развернулась и забуксовала; скользнув по дороге, конус света уперся в склон холма, высветив спутанные ветви кустарника. Я больше не мог видеть динозавра и в любой момент ожидал удара этой бронированной головы, когда она врежется в машину.

Задние колеса занесло, и они лопали в кювет, а дорога была так узка, что передние при этом взобрались на склон с противоположной стороны, так что машина в итоге встала наклонно, а я откинулся на спинку сиденья, глядя вверх через ветровое стекло. Двигатель заглох, свет фар потускнел, а я теперь представлял собой неподвижную цель, удобно расположенную прямо посреди дороги, и мог лишь ждать, когда же ударит старина трицератопс.

Однако ждать я не стал. Рывком распахнув дверцу, я вывалился наружу и покатился по склону, ударяясь о валуны и упруго отскакивая от кустов. Я ждал, что в любую секунду позади раздастся грохот, но грохота не было.

Какая-то глыба задержала меня; сильно расцарапавшись, я воткнулся лицом в куст, а с дороги все еще не донеслось ни звука. Странно – даже двигаясь шагом, трицератопс давно уже должен был протаранить автомобиль.

Я кое-как выкарабкался из куста и сел на землю. Рассеянный свет фар отражался от склона холма и освещал дорогу футов на сто в обе стороны. Динозавра не было и следа. Но все же он должен был находиться поблизости – в этом я не сомневался. Ошибки тут быть не могло – я хорошо успел его разглядеть. Он мог скрыться во тьме и сейчас подбираться ко мне – хотя уже сама мысль о том, что громоздкий трицератопс способен красться, казалась абсурдной. Ящер не был создан для этого.

Дрожа, я скорчился под кустом; позади перекатывался над холмами гром, а в холодном ночном воздухе был разлит аромат цветущих яблонь.

«Это невероятно смешно», – сказал я себе. Старая добрая психологическая защита пришла мне на помощь. Никакого динозавра нет, не было и не могло быть. Не в этих холмах моего детства, не в двадцати милях от моей родины – Пайлот-Ноба. Я просто вообразил его себе. Увидел что-то – и вообразил, будто это динозавр.