Юрий Силоч - Олаф, глупый король (СИ) Страница 2

— Стойте! — глухо сказал король и повернулся к советнику, — Вегард! Ты знаешь, что делать!

— Уже?… — на короткий миг маска чопорности слетела с лица советника, но он тут же взял себя в руки, — Да, ваше величество. Стряпчий и Преподобный уже в замке. Все будет готово через минуту. — он поклонился, и собрался, было, куда-то идти, но натолкнулся на Олафа, стоявшего рядом, — Иди с королем. Тебе все объяснят.

— Хорошо, ваша светлость. Слушаюсь! — проблеял Олаф, прижимая к груди засаленную шапку. Советник лишь закатил глаза.

В замке было темно, мрачно и сыро. Развешанные по стенам факелы давали немного света, и в углах царили загадочные, закутанные многолетней паутиной, тени, из которых, казалось, кто-то смотрел. По стенам были развешены гобелены и флаги, где-то стены были расписаны фресками, изображавшими могучих предков Харальда в процессе изничтожения злокозненных врагов Мнморта. Коридоры были пусты, прислуга либо спала, либо находилась сейчас рядом с королем.

Процессия, в хвосте которой болтался ничего не понимающий Олаф, резво поднялась в башню, где находилась опочивальня. Королевская спальня была огромна. В ней точно также царил мрак, разве что было не так сыро, наверное, из-за пылающего в нише камина. Окна были застеклены красивыми цветными витражами, возле стены стояла исполинская кровать с балдахином, в которую можно было уложить всадника вместе с лошадью и оруженосцем.

Харальда уложили на постель и споро раздели. Король скрипел зубами от боли, и, грязно ругаясь, требовал от лекаря сделать хоть что-нибудь, чтобы унять боль и лихорадку.

Лекарь шепнул что-то на ухо слуге, и тот умчался куда-то со скоростью дуновения ветра, а сам отошел к камину, присел на корточки, снял с пояса дубовую флягу, открутил крышку и принялся запихивать в горлышко какие-то травы, неразборчиво бормоча себе под нос. Вернулся слуга, держащий в руках котелок и большую глиняную кружку.

Лекарь кивнул, хорошенько встряхнул флягу, вылил все содержимое в котелок, добавил еще щепотку трав, и поставил на огонь.

— Пять минут, ваше величество, и все будет готово.

В опочивальню вошел советник с двумя старцами. Первый был закутан в расшитый черный плащ, застегнутый золоченой фибулой в виде герба Мнморта, второй носил рясу, огромную всклокоченную бороду и деревянный узловатый посох. Это был Преподобный Отец Хельги — пьяница, матершинник и, по-совместительству, глава Мнмортского филиала церкви Всесоздавшего и Сына его.

— Да будет благословен дом сей, и хозяин его, король Мнморта Харальд! Да отпустит грехи его… — Хельги громогласно, выпучив глаза от важности, принялся нести околесицу, кою он мог, будучи на проповедях, извергать часами — благо, опыт имелся весьма и весьма солидный, но Харальд грубо прервал его:

— Заткнитесь, отче, и так тяжко! Лекарь! Скоро ты, мерзавец? У меня внутри все огнем горит.

— Да, готово, вашство.

Лекарь снял котелок с огня, перелил в кружку жидкость, от которой шел пар, и подал королю. В комнате приятно запахло пряными травами.

— Залпом, ваше величество. Это спирт с пряной лауранией и лунной ромашкой. Должно помочь, но ненадолго. Времени у нас в обрез.

— Полная кружка спирта — это по мне! — хохотнул король, и ненадолго закашлялся, — Помирать, так весело!

Харальд приподнялся, сцапал питье своей огромной лапищей, полностью осушил кружку в четыре глотка, крякнул, и ахнул ей об пол — только осколки полетели:

— Вот теперь — хоть в ад. Всем выйти вон, кроме советника, стряпчего, Преподобного и тебя!.. Как там?… Алеф, да? — король воззрился на Олафа, отчего у последнего подкосились ноги.

— О-олаф, ваше величество.

— Олаф. Вот. Ты тоже остаешься. И позовите кто-нибудь шута!

Слуги вышли, лекарь предварительно смешал еще какое-то зелье, поставил на огонь, и тоже покинул помещение.

— Можете начинать. У меня все готово. — стряпчий снял плащ, под которым обнаружилась богато вышитая рубаха, повесил его на стул, и вытащил из-за пазухи исписанный пергамент, перо и небольшую изящную чернильницу, — Осталось только поставить подпись и печать.

— Хорошо. Преподобный, начинай!

Хельги, снова почувствовавший себя на коне, подошел к королю, извлек откуда-то из недр рясы небольшую черную книжечку с виселицей на обложке и ножичек с костяной рукоятью. Ножичек он положил на кровать, а книжечку открыл, нашел необходимую страницу и начал громогласно и с помпой зачитывать:

— Именем господа нашего, Всесоздавшего, и Сына его, за наши грехи повешенного, и Дыхания святого, мир наполнившего…

— Не стой столбом. Подойди. — прошептал стряпчий на ухо Олафу.

— …И как Господь сотворил всех нас детьми своими, пусть сделает он Олафа, сына… — Отче запнулся, — Как звали твоего отца?

— Трюггви, ваше преподобие.

— …сделает Олафа, сына Трюггви, сыном Харальда, сына Фрейвара. Кровь Харальда Веселого станет пусть кровью Олафа, а кровь Олафа пусть в землю уйдет, потому что он простолюдин. — к концу проповеди Преподобный немного выдохся, и на эффектную концовку его не хватило, — Аминь. — Преподобный осенил себя висельным знамением (одел на шею воображаемую петлю, затянул ее и изобразил удушье, — Дай руку. — обратился после этого Отче к Олафу.

Олаф повиновался:

— А заче… ААА!!! — Хельги от души полоснул ножичком по ладони Олафа.

— Ваше величество?… — Харальд протянул руку Преподобному, и тот сделал надрез. — Теперь возьмите друг друга за руки и держите.

— Долго?.. У меня дела еще.

— Минуты хватит. — преподобный поморщился от такого неуважения к обрядам.

Скрипнула дверь.

— Я ничего не пропустил? — в опочивальню просунул голову некто с выбеленным лицом. Этот некто носил колпак с бубенчиками, которые забавно позвякивали при каждом движении.

— Заходи, старина. — Харальд вымученно улыбнулся, — Тебя-то мы и ждали.

— О-о-о, бедный, бе-едный, бе-е-едный король Харальд! — войдя, заблеял напыщенно-трагическим голосом шут, — Сколько раз предупреждал я тебя? Сколько раз говорил, что вино, женщины и неумеренность в еде доведут тебя до гибели?.. Сколько?..

— Нисколько.

— …Ну да, ты прав. — ответил, после мига раздумий шут, — Я, к счастью, не заражен ханжеством в той же степени, что и Преподобный.

Отче попытался испепелить шута взглядом.

— Впр-р-рочем, мы-то знаем, что преподобный — наш человек, и не чурается выпивки. — Шут подмигнул Харальду, — Даже несмотря на заповедь «не пий». Или ты, Хельги, пьешь по ночам, в темноте, пока Всесоздавший не видит?

— К твоему сведению, — напыщенно ответил Преподобный, глядя на шута сверху вниз, — Заповедь звучит как «Не пий вина». Про пиво Всесоздавший ничего не говорил. — Хельги повернулся к Харальду, — Закончен обряд, ваше величество. Теперь этот… Олаф — сын ваш есмь. Надежда моя на то, что решение ваше королевское было правильное…