Татьяна Шуран - Матка Страница 2

Глеб Тасманов был единственным сыном в состоятельной семье руководителя одного из уральских промышленных предприятий. До восьми лет он страдал психическим заболеванием, которое врачи определили как разновидность аутизма; болезнь, в частности, выражалась в том, что мальчик не произносил ни слова и по большей части неподвижно сидел, глядя прямо перед собой; хотя с вещами обращался аккуратно, но никогда не смотрел, что делал, предпочитая ориентироваться наощупь, как слепой.

Затем произошел странный случай: ребенок исчез на несколько дней. В вечер, когда он пропал из дома, бушевала страшная гроза. Подключили едва ли не всех силовиков региона, обыскавших вдоль и поперек все окрестные горные леса, но безрезультатно. Потом мальчик внезапно вернулся сам, причем смотрел на окружающих сфокусированным взглядом и гладко разговаривал на чистейшем, даже неестественно правильном русском языке, — от психической болезни не осталось и следа. На расспросы о том, что с ним произошло, отвечал, что не помнит, на вопросы, почему не разговаривал раньше, — то же. Вскоре ребенок самостоятельно изъявил желание пойти в школу, как все остальные дети, причем за несколько месяцев, оставшихся да начала очередного учебного года, освоил программу за два пропущенных класса и был принят, соответственно своему возрасту, сразу в третий. По общеобразовательным дисциплинам особых способностей не наблюдалось, зато обнаружилась феноменальная художественная одаренность. Фактически без подготовки, едва взяв в руки кисть, мальчик продемонстрировал вполне грамотное владение основными техниками живописи, мог без единого исправления выполнить чертеж любой сложности, в точности соблюдая все пропорции без каких-либо измерительных приборов, и к тому же оказался знаком с несколькими диковинными приемами росписи по камням, которые, как впоследствии выяснилось, использовали для наскальной живописи в доисторические времена, — причем Глеб объяснил, что он эти приемы "сам придумал". После нескольких занятий со специально приглашенным преподавателем именитый мастер восхищенно подтвердил, что у мальчика блестящий талант к архитектуре и скульптуре; однако подлинной страстью Глеба оказалась минералогия.

В доме понимали толк в камнях, но ребенок в кратчайшие сроки собрал коллекцию минералов, которую впоследствии купил музей. Целый этаж просторного особняка заполнился образцами породы, свойства которой мальчик знал досконально, словно всю жизнь проработал камнерезом; свою осведомленность он объяснял тем, что достаточно только прикоснуться к камню, как сразу же чувствуешь его характер. В поисках очередного шедевра природы мальчик, до восьми лет не выходивший из дома, пропадал в малоизученных подземных пещерах один едва ли не сутками, но на попытки сверстников или взрослых его сопровождать отвечал такими вспышками ярости, что ему не решались противоречить. Вскоре обнаружилось, что художественный талант был не единственной и не самой удивительной способностью, проявившейся у Глеба после странного исчезновения.

Мальчик перемещал предметы усилием воли, причем чем тяжелее был камень, тем Глеб его лучше "чувствовал". Под его взглядом минералы изменяли структуру и химический состав, светились изнутри холодным радужным светом, "пели", необъяснимым образом вызывая в пространстве низкий гул, похожий на отдаленные голоса, и пронизывающий шелестящий скрежет; проявляли нетипичные физические свойства, непринужденно плавая в воздухе или прочно закрепляясь на любой поверхности, как магнит на железе. Прикосновением рук Глеб заставлял даже самую твердую породу менять форму, словно глина, и на досуге смастерил множество причудливых предметов, гудевших, сверкавших и плясавших в пустом пространстве, разбрасывая прозрачные разноцветные блики, как фантастические сны.

Измененные минералы словно открыли новое измерение в сознании людей. Глеб научился обрабатывать камни таким образом, чтобы из них возникали полноразмерные объемные миражи, которые к тому же воспринимались с предельной интенсивностью, как собственные переживания. Ощущения от контакта по силе напоминали осязание: тело как будто пронизывал невидимый поток, и человека окружали самые неожиданные явления — то обыденные, то фантастические, то прекрасные, то безобразные, то захватывающие, то безмятежные, но никогда не повторяющиеся и всегда незабываемые. Техника превращения камней в носители бесконечной информации неизвестного происхождения так и осталась загадкой; Тасманову же для извлечения поразительного эффекта требовалась, по-видимому, только концентрация внимания и, в отдельных случаях, тактильный контакт.

Проявление неизвестных свойств материи не проходило бесследно для психики наблюдателя, вызывая состояния от сонливости и головокружения до гипнотического транса, обморока и галлюцинаций. Одно время в школе, где учился Глеб, даже возникли опасения за здоровье детей из-за случаев припадков наподобие эпилептических и странных игр, которые ребята затевали с расползшимися по классам, словно живые существа, каменными генераторами фантасмагорических видений. Однако потом сложилось обратное мнение: вдруг распространилось убеждение, что модифицированные минералы благотворно влияют на организм человека, пробуждая скрытые ресурсы жизненной энергии, а дискомфортные физиологические реакции — лишь незначительный побочный эффект от непривычных ощущений. Поделки Тасманова подверглись проверкам, и хотя сущность их необычных свойств не нашла объяснения, все же ученые сошлись во мнении, что природа их воздействия аналогична низкочастотному излучению над разломами земной коры; измененные минералы получили название "автохтонов", что значит "порожденные землей", а экземпляры "с миражом" стали известны в обиходе как стереозеркала.

Экстерном сдав школьные экзамены, в четырнадцать лет Тасманов поступил в Академию Архитектуры сразу на третий курс. После его участия в качестве помощника в нескольких проектах практикующих специалистов о талантливом дебютанте заговорили как о ясновидящем от архитектуры: Тасманову достаточно было одного взгляда на площадку под застройку или незаконченное здание, чтобы без всяких расчетов и чертежей подробнейшим образом проинструктировать рабочих, а заодно и формального автора проекта, о том, какие при строительстве возникнут трудности и как следует оптимизировать план, чтобы их избежать, начиная с преобразования ландшафта под объект и заканчивая тонкостями материаловедения, климатологии и акустики. Тасманов объяснял свои рекомендации наличием в пространстве соответствующих силовых линий, которые он ощущал, по его словам, "всем телом". Замечания Тасманова оказывались верными, даже когда противоречили расчетам, а сам он, пользуясь вместо макетов собственным воображением, возводил инженерные сооружения, противоречившие всем известным законам физики: каменные громады словно плыли в воздухе, причем вывести математическую формулу собственной системы перекрытий Тасманов затруднялся, а подражатели, сделав расчет с помощью компьютерной программы, не смогли воплотить его в жизнь: конструкции рушились. Казалось, Тасманов работал в отдельном, недоступном для других измерении.