Павел Буркин - Вернуться из смерти Страница 2

  Слова неизвестных потрясли до глубины души. Выходит, она достигла наибольшего, что доступно людям - освобождения от необходимости снова и снова возвращаться в полный страданий мир. Это - не затянувшийся бред погибающего сознания, а реальность - насколько может быть реальной этакая красота. Но как она оказалась здесь, в обители избранных?! Она прожила на свете не так уж много - двадцать два года - но грехов, вольных и невольных, за эти годы накопилось достаточно. Как ни крути, искавшие её по всему Сэрхиргу кетадрины в чём-то правы. Она и правда отвергла уготованную Богами судьбу, когда бежала из рабства. И потом... Разве достойно женщины носить мужскую одежду и оружие, восстанавливать справедливость? Да и долг Воина Правды она не смогла толком исполнить.

  И уж вопиющим вызовом предопределённости стало восстание - и вся война за свободу Сколена, в которой она бросила вызов Амори. Харваниду, с рождения стоящему лишь на ступеньку ниже Богов. Другому Харваниду, Карду, она не смогла стать верной женой, и неважно, что отверг её он, а не наоборот, как неважно, почему вода от жары кипит, а масло вспыхивает, когда надо приготовить пищу. Важны только сами свойства вещей. Она даже не смогла сделать то, что доступно любой женщине - вырастить своих детей. Так какое право она имеет тут находиться?

  - Ты находишься тут потому, что заслужила освобождение, - прозвучал новый голос, вроде бы совсем негромкий, но легко перекрывший остальные звуки. Он всколыхнул весь нереальный мирок, заставив его обитателей боязливо замереть. Непредставимая мощь - и непререкаемое право повелевать всем её миром. Она откуда-то знала, что их не меньше двух: её собственный и тот, откуда пришёл.... Как его звали? Не вспомнить.

  Главное, напрямую к ней, пренебрегая кастой посредников - жрецами - обратился сам Справедливый Стиглон.

  - Твои заслуги перед Богами и людьми неоспоримы, а грехи малозначимы. Этой и прошлыми жизнями ты завоевала освобождение от перерождений.

  - Справедливый Стиглон, - прошептала она, уже освоившись с новым способом общения. - Неужели сам Справедливый...

  - Да, это Я. Моя воля превыше всего в мире живых и мире мёртвых.

  Вот в этом жрецы, действительно, не соврали...

  - Можно вопрос, Справедливый?

  - Говори, и я отвечу, - голос не просто звучал в пространстве, он пронизывал всё бесплотное тело, наполняя его трепетом, ужасом и одновременно восторгом, так бывает во сне, когда падаешь в пропасть - и вдруг осознаёшь, что летишь.

  - Кто эти люди, о Справедливый? - Её не зря учили теологии и каноническому праву. Нельзя без нужды называть Его по имени, это неуважение к Тому, чьим именем действуют Воины Правды.

  - Они такие же, как ты, - ответил Справедливый. - Прошли множество перерождений, и в конечном итоге заслужили освобождения. Теперь отдыхают от вечной суеты, вкушают райский нектар и получают неописуемое наслаждение.

  - Это и есть то, что жрецы называли "освобождением"?

  - Да. Теперь ты тоже одна из них. Можешь обустроить всё вокруг так, как тебе нравится, для этого достаточно одного желания.

  - А пожелать можно что угодно? - догадалась она.

  - Что угодно. Желай, - уже отдаляясь, гулко произнёс голос.

  Над волшебным садом вновь зазвучала неземная музыка: теперь не чувствовалось Присутствия, которое заставляло обитателей волшебного сада трепетать. Словно очнувшись от сна, Эвинна двинулась к могучему дубу, где сидело около дюжины благообразных старцев. Белы, как снег, их одежды, на плечах лежат длинные седые волосы, пышные бороды свободно спадают на грудь. Старцы неспешно беседуют, у каждого в руке рог, наполненный какой-то прозрачной, как чистейшая вода, жидкостью. Они неспешно отпивают из рогов и так же неторопливо говорят; и непохоже, что рога когда-то пустеют.

  Стоило ей подойти к кругу старцев и присесть в неестественно зелёную и чистую, будто вымытую с мылом, траву, как в руке непонятно откуда появился такой же. Ничего не понимая, она подняла до краёв полный прозрачной жидкости рог и поднесла его край туда, где должны быть губы. Удивительно, но у неё вновь есть рука, как та, что была при жизни. Она хорошо помнила: рука должна быть по-крестьянски крупная, огрубевшая от трудов и боёв, с неровно обломанными, грязными ногтями, ссадинами и мозолями, шершавая и обветренная. Рука человека, не по песням знающего жизнь.

  Странно... У неё не должно быть рук - они сгорели вместе с телом. А если уж появились вместе с новым, скажем так, потусторонним - логично предположить, что они были бы новыми и свежими. Как у этих... праведников. Ещё не зная, отчего, она испытывала к ним неприязнь. Впрочем, девушка не стала долго размышлять - молодость и привычка принимать решения быстро сделали своё дело. Она поднесла кубок к вновь появившимся губам - и источающая тонкий аромат жидкость приятно согрела гортань. Будто алкское красное, которое в жизни она так и не успела попробовать.

  Голова (снова голова!) чуть закружилась, а во всём новом-старом теле, точной копии прежнего, разлилась приятная лёгкость и тепло. Казалось, её поднял и слегка покачивает в ладони какой-то добрый исполин, после невзгод войны и плена было невыразимо приятно. Как... Как поцелуи Морреста...

  Имя всплыло из глубин затуманенного сознания вяло и неохотно, оно словно пробивалось сквозь приторную и притворную патоку. Но с каждым мгновением ощущение умиротворённости и удовлетворения исчезало. Это имя... Оно несло острую, как лезвие занесённого над головой меча, тревогу, боль от неисполненного долга и решимость защищать тех, кого любишь, до конца. Она произносила про себя имя раз за разом - и вспоминала, вспоминала, вспоминала. Воспоминания наваливались, тяжёлые, как рухнувшая крепостная стена, и неотвратимые, как гибель последних защитников павшей крепости.

  Память жгла огнём. Память о добродушном смехе отца, звоне его молота в кузне - и хрипловатый голос матери, поющей колыбельную. Последний хрип сестрёнки, убитой врагом просто от скуки - и полный нестерпимой муки вой принцессы Хидды, ставшей рабыней, а потом принявшей смерть на колу. Вот Эльфер рассказывает, как святой император Эгинар упорядочивал веру и основывал орден Воинов Правды - а вот он же, вставший под знамёна врагов, заносит над её головой меч.

  Но одно воспоминание вскоре заслонило остальные. Моррест - тот, кого случайно встретила в обветшалой столице Империи, но кто стал для неё всем. Как один миг, промелькнули воспоминания о несделанном и несбывшемся, и каждое было как удар кинжала в сердце.

  Эвинна (да, теперь она вспомнила, как её зовут, но от того стало лишь больнее) глубоко вздохнула, выныривая из кровавого омута воспоминаний. Она поняла всё - и то, чем на поверку оказалось это самое освобождение.