Роберт Сойер - Обрести бессмертие Страница 2

Едва заметным движением головы Сандра показала «нет».

— Ну так вот, разработанная Саркаром Мухаммедом новейшая технология сделала возможным, казалось, невероятное. Как вы отнесетесь к тому, что была сделана копия моего мозга?

Усилием воли Сандра попыталась сосредоточиться.

— Одна голова… хорошо, а две лучше.

Питер печально улыбнулся.

— Может быть. Хотя на самом деле было сделано три копии моей личности.

— И одна из них… совершила убийства?

Как это ни странно, Сандра поразительно быстро сориентировалась.

— Да.

— Я подозревала… что тут замешан искусственный интеллект.

— Мы пытались их остановить, — продолжал Питер. — Ничего не вышло. Но теперь мне доподлинно известно, какая копия виновна. — Он помолчал. — Сандра, вы получите все материалы, включая неограниченный доступ к результатам сканирования моего мозга. Вы узнаете меня до мельчайших подробностей — лучше, чем кто-либо другой в реальном мире. Знание моей психологии, образа мышления позволит перехитрить модель-убийцу.

Сандра едва заметно пожала плечами.

— Я уже ничего не смогу сделать. — Голос звучал тихо и печально. — Я умираю.

Питер закрыл глаза.

— Мне очень жаль. Но рано отчаиваться. Есть способ, Сандра, — способ, который позволит навсегда покончить с этим кошмаром.

ГЛАВА 1

Январь, 1995

Сандра Фило углубилась в воспоминания Питера Хобсона. Вся эта история, закончившаяся так трагично, началась шестнадцать лет назад, в 1995 году. В те времена Питер Хобсон еще не успел оказаться в самом центре потрясшей мир полемики о науке и вере. Он был просто двадцатишестилетним аспирантом Университета Торонто, готовился к защите диссертации на звание магистра биомедицинской инженерии и не подозревал, что ему вот-вот предстоит пережить сильнейшее потрясение…

В комнате Питера Хобсона в университетском общежитии зазвонил телефон.

— У нас появился жмурик, — услышал Питер голос Кофакса. — Хочешь посмотреть?

Жмурик. Труп. Питер никак не мог привыкнуть к жаргону Кофакса. К тому же он еще не совсем проснулся.

— Д-да, — прозвучало не очень уверенно. — Конечно, само собой. — Это было сказано уже гораздо решительнее.

— Мамиконян собирается начать его потрошить, — сказал Кофакс. — Ты можешь следить за электрокардиограммой. Это зачтется тебе как солидный кусок медицинской практики.

Мамиконян. Стажировавшийся в Стэнфорде хирург-трансплантолог. Уже не молод — шестьдесят с хвостиком, но рука твердая, как у статуи. Участвовать в отборе органов для пересадки. Боже, разумеется, он не упустит такой шанс.

— Когда?

— Часика через два, — ответил Кофакс. — Паренек подключен к полной системе жизнеобеспечения, чтобы мясо не испортилось. Мамиконян сейчас в Миссисауге; нужно время, чтобы он мог добраться сюда и подготовиться.

Кофакс сказал — паренек. Жизнь какого-то паренька оказалась очень короткой.

— Что случилось? — спросил Питер.

— Несчастный случай. Какой-то «бьюик» задел сбоку мотоцикл. Его владелец вылетел из седла и… оказался у нас.

Да, не повезло, наверно, совсем юный паренек. Питер сочувственно покачал головой.

— Я обязательно приду, — повторил он.

— Третья операционная, — сообщил Кофакс. — Ты должен быть примерно через час. — Он повесил трубку.

Питер начал поспешно одеваться.

Внутренний голос предупреждал: не в это дело, но соблазн оказался слишком велик По пути в операционную он остановился у регистратуры отделения скорой помощи и просмотрел записи о поступивших за ночь пациентах. Таблички прикреплялись к алюминиевым дощечкам на вращающейся стойке. Одного парня зашивали после того, как он пролетел сквозь оконное стекло Еще один со сломанной рукой. Ножевое ранение Желудочные колики. А-а, вот оно.

Энцо Банделло, семнадцать лет.

Как и сказал Кофакс, несчастный случай.

Какая-то молоденькая медсестра подошла к Питеру сзади и заглянула ему через плечо. На бирке пришпиленной к карману ее халата, было написано «Салли Коган». Девушка нахмурилась.

— Бедный паренек. У меня есть брат того же возраста. — Пауза. — Родители в часовне.

Питер кивнул.

Энцо Банделло, подумал он. Семнадцать лет.

Мальчика привезли в тяжелом состоянии Бригада травматологов ввела ему допамин и провела дегидратацию, чтобы уменьшить отек мозга как правило, являющийся следствием серьезных черепно-мозговых травм. Однако слишком большая доза допамина могла повредить сердечную мышцу Согласно процедурной карте, в 2 часа 14 минут ночи его начали вымывать из тела мальчика, вводя физиологический раствор. Последующие показания приборов зафиксировали: кровяное давление некоторое время оставалось повышенным — результат введения допамина, — но вскоре оно должно было нормализоваться. Питер полистал странички. Отчет серологического анализа: в крови не обнаружено антител ни к гепатиту, ни к вирусу СПИДа. Свертываемость крови и содержание лейкоцитов тоже выглядели неплохо.

Идеальный донор, подумал Питер. Трагедия для одного или чудесное спасение для многих. Жизни полудюжины людей зависят от состояния его органов. Сначала Мамиконян получит сердце — получасовая операция, печень — еще два часа работы. Бригада урологов удалит почки, это еще час. Затем настанет очередь роговицы глаз, костей и других тканей.

Хоронить-то будет почти нечего.

— Сердце отправится в Садбери, — сказала Салли. — Кому-то очень повезло. Тесты на иммунологическую совместимость были превосходны — тут нет другого мнения.

Питер отошел от стойки и направился в главный корпус. Из приемного покоя туда вели массивные двойные двери. В третью операционную можно было попасть двумя путями. Он выбрал тот, что проходил мимо часовни.

Питер оставался равнодушен к религии. Его родители, жившие в Саскачеване, были белыми канадскими протестантами. Последний раз Питер был в церкви на чьей-то свадьбе. Предпоследний — на похоронах.

Из коридора ему было видно чету Банделло. Они сидели в часовне на длинной скамье. Мать юноши тихо плакала. Отец обнял ее за плечи. Сильный загар и цементная пыль на клетчатой ковбойке — наверное, строительный рабочий, скорее всего каменщик. В Торонто многие итальянские иммигранты этого поколения работали на стройках. Они приехали в Канаду после второй мировой войны и, чтобы обеспечить лучшую жизнь своим детям, не зная английского, вынуждены были браться за любую тяжелую работу.