Ярослав Хабаров - Королева умертвий Страница 2

Он слабел с каждым часом. В первое время он еще пытался восстановить силы, но всех его способностей на это явно не хватало. К тому же черные камни, из которых был сложен подвал, совершенно определенно поглощали чужую магическую энергию и становились «сильнее», в то время как пленник мерял не только сверхъестественные возможности, но и полю к жизни.

Эгертона — таково было имя молодого мага — захватили, когда он спал и не в силах был оказывать сопротивление. Последние события совершенно измотали молодого мага, к тому же он был ранен — страшный ожог покрывал всю левую сторону его лица, а брови и волосы сгорели: такова была цена, которую он заплатил за свое участие в безрассудном штурме священного города Ифа, который предприняло существо в серебряном доспехе. Это существо на время подчинило себе волю мага и заставило его действовать прочив могущественных шаманов-гурров.

Как ни странно, именно это ментальное насилие, длившееся не слишком долго, высвободило в Эгертоне те его качества, о которых он предпочел забыть на очень долгое время.

Дело в том, что Эгертон был унгаром… Каких только слухов не ходило по Лаару об унгарах! Большинство досужих кумушек, любительниц почесать языками на «страшные» темы, сходились на том, что унгары представляли собой некое племя изгоев, которых тулленцы загнали в болота. И, дескать, там, среди болотных испарений, и появились эти уроды, отвратительные создания, которые затем расползлись по всему Лаару. Однако это, как и все россказни такого толка, представляло собой, научно выражаясь, полную и несусветную чушь.

Унгаром мог оказаться любой — независимо от места обитания, воспитанности и манер (у иных унгаров манеры как у придворных, а другие ведут себя хуже подзаборных пьяниц, и ничего!). Унгаром мог оказаться любой — существо любой расы и любой магической одаренности. Ибо способность подчинять себе других никак не связана ни с одним из этих факторов. Она либо есть, либо ее нет. Это как сексуальная привлекательность или, скажем, наклонность к стихотворчеству.

Унгар может подчинить себе другое существо, а оно, это существо, даже не будет подозревать о том, в какие тенета попало. До Катаклизма унгаров не слишком боялись, поскольку большее, на что они были способны, — это установить контроль над каким-нибудь животным, вроде лошади или собаки. В редких случаях и ненадолго — над другим человеком.

Все переменилось после Катаклизма. Всё — в том числе и унгары. Они обрели невиданное доселе могущество.

Причиной тому стала магия Скованного, чье истинное имя, которое не произносят вслух, — Улгарх, в сознании некоторых существ звучит похоже на «унгар»… Застывшая на орбите Лаара магия Скованного разбилась и просыпалась на Лаар огненным дождем золотых и серебряных кристаллов. Так родилась магия кристаллов, и унгары научились использовать их и собственных целях.

Теперь многократно умноженный использованием кристалла дар унгара позволял подчинять себе не какую-нибудь одну охотничью псину или ручную звероящерицу, но целые десятки других существ, вполне разумных и временами очень-очень опасных. И как все изобретения и достижения, сила унгаров стала служить и первую очередь войне и корысти.

Естественно, все живые существа на Лааре (да и не-мертвые тоже) ненавидели и боялись унгаров. Поэтому те скрывали свой дар и старались сделать так, чтобы об этом никогда не узнали окружающие. Встречались даже такие, кто прилагал усилия к тому, чтобы дар никак не проявлялся, и избегал кристаллов. К числу последних принадлежал и Эгертон.

Но после того как он испытал на себе ментальное подавление, что-то надломилось в молодом маге, и он начал чувствовать, как его дар растет и требует выхода…

Принадлежа к ордену Тоа-Дан, Эгертон лучше всего владел огненной магией и предпочитал использовать именно ее. Открыто и честно, считал он. Его вечно исцарапанные руки свидетельствовали о том, что ему нередко приходилось выпускать из своего тела пламенных саламандр, которые бежали, повинуясь приказанию повелителя, и поджигали все на своем пути, а потом возвращались обратно в руки Эгертона, как бы втягивались в его плоть и становились ее частью. Что касается защитных чар, то в этом Эгертон отнюдь не был силен. Большая часть его магической мощи была связана с атакой; подобно многим тоаданцам, он плохо умел обороняться, и если противник не погибал сразу, то Эгертон оставался перед ним практически беззащитен.

По своей натуре он был странником, исследователем, существом любопытным и зачастую — безжалостным. Впрочем, следует отдать должное молодому магу, он никогда не бывал жестоким просто так, ради извращенного удовольствия, и если его опыты над живыми существами бывали иногда довольно болезненными, то это делалось исключительно ради добывания крупиц нового знания.

А знания ордену Тоа-Дан требовались, как никогда: в Лааре появилась некая новая сущность, которую необходимо было всесторонне изучить…

Люди называли эту сущность Карой богов, но такое определение давало лишь самое общее и отвлеченное представление о происходящем. На болота Ракштольна выпадал мистический туман — смертоносный туман, убийственный, туман, разносящий чуму. Всякий, кто хотя бы мимолетно соприкасался с этим туманом, мгновенно заражался… Постепенно плоть несчастного разъедали язвы, в которых клубились белые клочья того же тумана… Проходил день-два, не более (а в редких случаях довольно было и нескольких часов), — и вот уже нет человека, остался лишь белый сгусток зловонной взвеси… туман… туман, несущий чуму дальше.

Но что еще хуже, выпав на землю, он порождал умертвий. Отвратительные чудовища возникали в местностях, пораженных чумой: невообразимо гнусные твари, ожившие мертвецы, разлагающиеся прямо на глазах, агрессивные, похожие на богомолов создания… Их разнообразие не поддавалось учету — хотя бы потому, что не находилось охотников учитывать эдакую пакость и заносить ее разновидности и подвиды в стройные реестры.

Впрочем… кто сказал, что таких охотников не было вовсе? Двое весьма высокопоставленных тоаданцев пытались завязать контакты с пророками тумана, о чем в определенных кругах ходили весьма неприятные слухи. Ни один тоаданец, разумеется, не соглашался обсуждать это. Но молчаливость членов ордена не отменяла слухов.

Эгертон был также в числе тех, кто осмелился заняться изучением туманных умертвий и других явлений, порождаемых Карой богов. За что в конце концов и поплатился. Что ж, он заранее знал, на что шел, и не боялся.

Обессиленный, раненый, он в какой-то момент утратил бдительность. Эгертон намеревался вернуться домой, в Вольный город, где осталась его лаборатория и где хранились все его книги. Он продвигался скрытно, подолгу спал, отлеживаясь и приходя в себя. И вот однажды проснулся в окружении крайне неприятных существ.