Рон Криннит - Фаирсан Страница 2

Селестия шла, тяжело нагруженная вязанкой сена и канистрами с водой. В отличие от брата она не могла питаться энергией солнца и должна была нести запасы с собой. Фаирсан поначалу тоже вызвался тащить груз, но уже через несколько километров по пустыне сено загорелось, подожженное его пламенной гривой, канистры разорвало давлением пара, а остатки воды, расплескавшейся по спине, вызвали приступ чесотки, от которой Фаирсан катался по песку в попытках почесаться. Бархан сменялся барханом, чередуясь иногда каменистыми плато. По совету Фаирсана они меняли темп движения, то скача галопом, то переходя на рысь, после чего шли шагом, чтобы остыть и восстановить силы, и цикл повторялся. Желая развеять монотонность путешествия, Селестия заговорила на свою излюбленную тему:

— Смотри, Фаир, воздух вокруг нас кажется сухим, так что даже режет горло, но на самом деле в нем полно влаги. Если бы удалось его немного охладить, то вода полилась бы на нас буквально с неба.

— Ты разве успела изучить курс физики?

— Нет, к сожалению не успела. Так увлеклась биологией, что откладывала физику до последнего, я же не знала, что видеодоска сломается.

— Ничего, если бы не ты, у нас не было бы такого оазиса, а без него мы не выжили бы. Так что биология спасла нам жизнь, а физика — спасовала. Ну, так откуда твои познания?

— Из раздела по экологии, там говорилось о влиянии на климат. Вот если бы накрыть пустыню магическим полем...

— Не, нереально. Даже с твоим колье. Максимум сможешь расширить оазис раза в три.

— Ну, хоть помечтать то можно?

Фаирсан только фыркнул в ответ и перешел на рысь, а Селестия, вздохнув, потрусила следом.

Все утопические проекты смогут воплотиться в жизнь, только если они найдут свой корабль. Если он не разбился при посадке, и хотя бы часть хранилищ осталась целой.

Селестия опять погрузилась в свои мысли. Фраза про колье напомнило ей о маме. Ее имя Селестия узнала у Луны только через несколько лет после отлета, а в том возрасте, когда их отправили на корабль, для всех детей маму зовут «Мама» и никак иначе.

— Нянюшка Софти, а мама скоро придет? Нянюшка Софти, а она ведь не забыла, правда? Нянюшка Софти, а папа тоже не забыл, ведь правда?

Селестия, пританцовывая, кружила возле няни, которая пыталась накормить Фаирсана.

— Конечно, сахарок, конечно, придет, только надо хорошо поесть, чтобы порадовать маму. Ну-ка, Лучик, съешь еще пучок.

Фаирсан грозно скосил глаза, фыркнул и потянулся к подносу с кексами.

— Ну, нет, Лучик, сначала надо съесть сено, ты ведь хочешь вырасти таким же большим и сильным, как папа?

Лучик нахмурился, еще раз фыркнул и отвернулся.

— А если не будешь кушать, то прилетят злые грифоны! Вот они уже стучатся в окно!

Фаир испуганно покосился на окно и взял пучок сена в рот.

— Молодец, а теперь еще один. Будешь таким сильным, что все грифоны испугаются и улетят!

Фаир взял еще пучок и сердито погрозил окну копытцем.

— Нянюшка Софти, а тетя Луна тоже придет? — опять затараторила Селестия.

— Ну, сколько раз тебе повторять, Луна не тетя. Она твоя сестра. Ну-ка скажи: «сестра».

— Се-е-е-естРРРа, — Селестия проговорила неудобное слово и снова спросила:

— А се-е-е-стРРРа Луна придет?

— Конечно, придет, сегодня все соберутся вместе.

— Ура! Ура! Тетя Луна придет! — Селестия опять закружила по детской.

В комнату вошла серая пони-единорог, наблюдавшая эту сцену последние несколько минут в отрытую дверь. Впрочем, такое грубое слово как «вошла» было к ней неприменимо. Каждый ее шаг был пламенем, колыхание гривы — водопадом, а серебряные искры, мерцающие на шерсти напоминали зарницы на грозовом небе. Ее отполированные копыта блестели серебристым лаком, на правой ноге виднелась полоска обручального браслета, на шее висело колье со скрытым внутри усилителем магии, а гриву украшал цветок белой магнолии.

— Мама! — закричала Селестия, бросившись к серой пони.

Единорожка засмеялась и заключила Селестию в объятия. Вскочивший Фаирсан тоже бросился к маме, повалив попутно ясли с сеном. Как это часто бывает у жеребят, задняя часть тела обогнала переднюю, введя его в неуправляемый занос. К счастью его траектория завершилась в куче подушек, не принеся дополнительных разрушений. Сердито фырча, Фаир предпринял вторую попытку, увенчавшуюся успехом, и он, наконец, зарылся носом в мамину гриву.

— Мама, мама! Смотри, как я могу! — Селестия быстро замахала крылышками и, зажмурив от напряжения глаза, приподнялась над полом. Поднявшийся ветер раскидал сено по всей комнате.

— Сахарок, хватит, — закричала нянюшка. — Ты испортишь прическу ее величества!

— Ничего страшного, Софти Хувс, — проговорила императрица. — Мне все равно будут делать укладку перед выходом.

Осевшие на гриве травинки лишь придали серой пони еще больше очарования. Казалось, ничто не смогло бы испортить ее красоты.

— Мама, мам, а у нас есть сюрприз!

— Интересно, какой же у вас сюрприз?

— Вот, смотри, — Селестия осторожно раздвинула гриву Фаирсана, обнажив на голове мягкую шишку. На самом кончике шишки в небольшую трещинку проглядывал кончик рога.

— Ну, надо же, Фаир, ты у меня совсем большой уже вырос!

— Мам, а мам, а ты не забыла?

— Ну конечно не забыла, сахарок! Сегодня мы целый день проведем вместе! Сначала мы пойдем в Грифоний цирк, потом в Медовый дворик, а вечер проведем в Облачном замке с папой и Луной. А еще я приготовила тебе подарок!

В комнату вошел сенешель-единорог из свиты императрицы, неся перед собой поднос с золотым колье, украшенным фиолетовыми камнями. Поравнявшись с серой пони, он остановился и торжественно продекламировал.

О, юная принцесса! Сегодня праздник твой.

И мы сейчас все вместе любуемся тобой.

Немало церемоний грядет в твоей судьбе,

И подданные пони поклонятся тебе.

Но это будет дальше, не торопись взрослеть,

От почестей до фальши недалеко лететь.

Познаешь бремя трона, когда твой день придет,

Величие короны — оковы и почет.

Пока же — вот кристальный волшебный талисман

В нем скован блеском граней магический туман.

С ним подружись принцесса и магию впитай,

И даром, что из сердца кристаллом управляй.

В колье кристаллы света и счастья вплетены,

Где свет — там мрака нету, нет горестей и тьмы.

Лишь аликорны в силе так магию творить,

Чтоб всё, что полюбили, на веки сохранить.

Единорожка, подхватив колье с подноса своим телекинезом, мягко опустила его на шею дочери.

— Ой, мама, — Селестия буквально задохнулась от восторга. — Оно такое красивое! А я в нем красивая? Самая-самая красивая?