Юлия Латынина - Повесть о Золотом Государе Страница 2

Тот, сорвав листок с грецкого ореха, протянул оный судье. Судья поглядел, — а это не листок, а список всей воровской шайки, на разноцветной бумаге, с золотой кистью.

— Ну и что, — говорит судья, — эти имена даже мне известны… При чем тут колдовство?

И порвал список.

Ночью судья умер. Прибежали бесы, выволокли душу серебряным крюком, подхватили под мышки и швырнули перед Парчовым Старцем. Парчовый Старец произвел дознание: все взятки до гроша подсчитали. Развели большой костер, стали лить золото прямо в глотку. Сначала сожгли рот, потом стало вариться в животе. Раньше чиновник радовался, если получал не бумажными деньгами, а золотом — а теперь так скорбел!

Вдруг вбегает порученец.

— Вы кого взяли, — кричит, — Судья, да не тот! Опять этот Рехетта подкупил приказных, чтобы напутали в списках!

Судью прогнали, утром он ожил. Встает: а сожженный список лежит на столе. Судья испугался, дал делу ход: преступники все отправились в каменоломни. С тех пор оружейников-кузнецов в городе еще больше боялись, а те, кто покупал у злоумышленников дешевый товар, их прямо-таки возненавидели.

Многие смеются над суевериями. Думается, однако — если не знамения и не приметы, что ограничивало бы произвол иных чиновников и даже, увы, Того, кто выше?

Даттам рос мальчиком сообразительным. Вышел императорский указ о том, чтоб заводить при городских управах часы, чиновники стали тоже заказывать себе часы. Вот Даттам и сделал баловство: часы размером с голубиное яйцо. Посмеялись. Потому что время вещь общая, как язык или земля, зачем она одному человеку? Цех подарил часы своему епарху.

Даттам был племянником Рехетты, старосты цеха и сына Небесного Кузнеца. Как известно, существует два рода колдунов — черные и белые. Белые колдуны — те, что значатся в государственных списках, а черные — те, что не значатся. Ремесло кузнеца тысячи лет окружено тайной, и Рехетта, староста цеха, значился белым кузнецом.

Для чего это делалось? А вот для чего: когда в управах составляют справедливые цены, исходят из количества труда, нужного для изготовления вещи. При этом в графу «труд священнодействия» смело ставят любую цифру, и поэтому ремесла, связанные с колдовством, не в пример выгоднее прочим. Однажды, говорят, даже столичные золотари сложились на взятку городскому чиновнику, чтобы тот разрешил завести им колдуна, но тут уж чиновник осерчал и воскликнул: «Не раньше, чем ваш колдун превратит при мне дерьмо в соловья, и не меньше, чем за двести тысяч!»

Когда Даттаму исполнилось пятнадцать лет, Рехетта повез его в горы, в заброшенный храм Небесного Кузнеца. Крыша обвалилась, поросла травой, смотришь вверх, как из могилы. А на стенах роспись: колонны, залы, Золотой Государь, волосы девушек полны жемчугами и бирюзой.

Ночью Рехетта разбудил Даттама. Было темно, хоть глаз выколи. Рехетта вырезал из бумаги кружок, прилепил к руке: оказалась луна. Вскоре дошли до Яшмовой Горы: двери распахнуты, кругом нефритовые колонны, жемчужные пологи… их уже ждали.

— Вот, — сказал Рехетта, — привел.

Золотой Государь Ишевик взял Даттама за подбородок, засмеялся:

— Не зря я с твоей матерью грешил!

И надел на шею печатку со своим ликом. Воротились только к утру, легли спать. Утром Даттам проснулся: глядь, у него на шее золотой ишевик на шелковом шнурке. Даттам показал ишевик дяде. Тот раскричался:

— Что за чушь? Никуда я тебя не водил, и вообще тебе все приснилось! Не для того мы, щенок, сюда приехали!

«Золотые государи» тогда были вещью запретной. Во-первых, золото в частных руках, во-вторых, императорский лик на деньгах — как можно?

На следующее утро Даттам узнал, для чего они явились в горы.

Дядя велел оседлать лошадей, взял Даттама и еще двоих человек из столицы, и поехал к заброшенным штольням. Один человек служил при императорских конюшнях, другой — при печатном цехе. Надо сказать, что тогда лошади были только у государства. Однако чиновники, по нерадивости, если надо было подковать лошадь, оставляли ее в кузнечном цехе на много дней, и Даттам, как и другие мальчишки, умел на них ездить.

Даттам был в цехе приучен к порядку и бережливости, все вокруг ему очень не понравилось. Земля жирная, а пропадает втуне. Деревья растут совершенно вразброд: не Садом, а Лесом. Камни тоже сложены неправильно: не Город, а Гора. Гора, правда, служит водонапорной башней, но реки бездельничают, без плотин…

Приехали к заброшенным шахтам, скормили духам лепешку и сами полезли вниз. Навстречу — летучие мыши.

Рехетта сказал:

— А ведь это, наверное, как раз те горные чиновники, которых по приказу государя Аттаха сюда сбросили.

Гость возразил:

— Души умерших чиновников не летают, а ползают. Стелются в штольнях по дну, и убьют, только если станешь на колени или открытым огнем ткнешь.

В царстве мертвых ходили весь день. Человек из императорских конюшен оказался куда как знаком с горным ремеслом. Тыкал пальцем: «гнезда» , «складки», «кровавик». Говорил, что горы умеют зачинать и рожать так же, как поля и люди. Даттам смотрел во все глаза: он ведь раньше имел дело только со взрослым металлом, а теперь, так сказать, ходил у железа в материнской утробе. Наконец человек из императорских конюшен сказал:

— Не стоит нам добывать здесь железо, потому что все сливки съедены.

— А проложить новые штольни? — спросил товарищ.

— А тут нужны такие взятки, что, как говорится, отдашь масло, получишь сыворотку.

Задумался и добавил:

— К тому же глубокие штольни зальет водой.

— Воду можно откачать, — сказал маленький Даттам.

Конюший посмотрел на него и засмеялся:

— Еще нет такой машины, чтобы откачивала воду в столь глубоких штольнях.

На обратном пути Даттам думал, почему такой машины нет и нельзя ли ее построить. А человек из конюшен, Арравет, очень много рассказывал о Верхнем Варнарайне, который варвары захватили двести лет назад.

— Вот там, — говорил, — рудники должны быть очень плодородные. Во-первых, варвары их забросили, а во-вторых, руда от крови жиреет. А варвары, страшно сказать, сколько людей перебили.

— Да, — сказал Рехетта, — О варварах неизвестно, существуют они или нет, но слухи о них ходят омерзительные.

Теперь надо сказать, что Рехетта был в глубине души рад, что грязная затея с заброшенными рудниками провалилась. Предполагалось, что человек из конюшен, имевший много неопознанных денег, займется добычей руды; цех в Анхеле будет изготовлять черный товар, а сбыт товара в столице конюший тоже брал на себя. Что касается рабочей силы для рудников, то конюший собирался организовать там исправительное поселение, так как этот род работников особенно бесправен и сам свой труд не считает. Люди в цехе все время хотели денег от нечистой работы, а грех на душу приходилось брать Рехетте.