Ли Бреккет - Большой прыжок Страница 2

— Я заберу у вас пистолет, — сказал он, протягивая руку. Это был прекрасный изящный шокер, последняя модель. Комин переложил его в правую руку и сделал шаг назад.

— Так-то лучше, — сказал он. — На секунду я подумал, что вы броситесь на меня.

Лицо охранника стало свирепым.

— Ты хочешь сказать, что у тебя нет…

— Теперь есть. — Комин перевел большим пальцем отметчик на смертельное деление. — Беситься будете потом. Где Баллантайн?

— Баллантайн?

— Тогда кто это? Стрэнг? Киссел? Викри? — Он помолчал. — Пауль Роджерс? — Голос его стал тверже. — Кого поместили сюда Кохраны?

— Не знаю.

— Что вы имеете в виду? Кого же вы охраняете? Не знаете кого?

На лице человека заблестели струйки пота. Он смотрел на Комина, забыв злиться.

— Послушайте, конечно, они кого-то привезли сюда. Конечно, они держат его здесь под охраной. Говорят, это один из наших парней, подцепивших инфекцию. Могу верить в это, могу не верить. Но я знаю только, что должен сидеть у этой двери по восемь часов в сутки. Кохраны не рассказывают мне о своих делах. Они не говорят об этом ни с кем.

— Да, — сказал Комин. — Вы знаете, где эта палата?

— Она тоже охраняется.

— Вы пойдете туда. — Он говорил кратко, и человек слушал, несчастными глазами уставившись на собственное оружие, зажатое в загорелой руке Комина.

— Думаю, — сказал он, — я вынужден это сделать.

И он сделал. Он без задержек провел Комина по главным коридорам и вверх по лестнице в маленькое крыло личных палат, которые были свободны, кроме одной в самом конце. Перед ней дремал сидя огромный человек.

Юнец в баре лепетал что-то о безумии. Его перевели из этих палат в общую. Он был единственным пациентом в этом крыле и почему-то его перевели отсюда посреди ночи.

Огромный человек проснулся и вскочил.

— Все в порядке, Джо, — сказал охранник, за которым вплотную шел Комин. — Этот парень мой приятель.

Голос его звучал нетвердо. Огромный детина шагнул вперед.

— Ты сошел с ума, приведя сюда незнакомого… Эй, эй, что происходит?

У него была очень хорошая реакция, но он был уже в пределах досягаемости оружия Комина. Шокер тихо прожужжал, и детина рухнул на пол. Другой охранник последовал за ним секундой позже. Оба они были без сознания, но живы. Комин перевел шокер на нижнюю отметку, прежде чем пустить в ход.

Когда через секунду из палаты выглянул молодой врач, встревоженный донесшимся до него шумом, коридор был пуст.

— Джо! — позвал он, но ответа не получил. Нахмурившись, он прошел в межсекционный коридор. Комин проскользнул за его спиной в палату и закрыл за собой дверь. Заперев ее на задвижку, он повернулся к постели, на которой лежал человек. Сердце его бешено колотилось, потому что это мог быть кто угодно…

Но слухи оказались верными. Это был Баллантайн. Он совершил Большой Прыжок и вернулся из тьмы, лежащей за Солнечной Системой. Первый из людей вернулся со звезд.

Комин склонился над кроватью. Руки его осторожно, неуверенно, с некоторым страхом коснулись плеча скелетообразной фигуры.

— Баллантайн, — прошептал он. — Баллантайн, проснитесь… Где Пауль?

Он почувствовал под пальцами кости. Кожа да кости, да выпуклые ниточки вен. Он ощутил слабый пульс, биение плоти, никогда не останавливающееся, пока жив человек. Лицо…

Его лицо было лишь призрачным отголоском человеческого лица. Оно носило печать какого-то страха, худшего, чем смерть или страх смерти. Это было что-то другое, подумал Комин, что еще никогда не влияло на детей Солнца. Странный ужас возник в нем, пока он глядел на это лицо. Внезапно ему захотелось бежать из этой палаты, прочь от дьявольской тени того, что человек принес с собой с другой звезды.

Но он остался. Вернулся врач, дернул дверь, забарабанил в нее, закричал и наконец убежал. Комин опять склонился над кроватью, чувствуя холодок в спине и сосание в желудке. И снова ужасное лицо вперилось в него в слепом безмолвном упреке.

За дверью загалдели люди. На этот раз они принесли электродрель, чтобы высверлить запор.

— Баллантайн! Что случилось с Паулем? Пауль… Вы слышите? Где он?

Дрель начала клевать пластиковую дверь.

— Пауль, — терпеливо повторил Комин. — Где Пауль Роджерс?

Хриплый свист дрели наполнил маленькую палату, разогнав тишину. Баллантайн шевельнул головой.

Комин склеился ниже, так что ухо почти касалось синих прозрачных губ. И услышал голос, не громче, чем шелест крыльев мотылька:

— Слушали слишком долго… Слишком долго, слишком далеко…

— Где Пауль?

— Слишком далеко, слишком одиноко… Мы не предназначены для этого. Изоляция… тьма… звезды…

Снова, почти свирепо:

— Где Пауль?

Дрель уже добралась до металла. Свист превратился в тонкий вой.

Дыхание скелета, бывшего когда-то Баллантайном, стало тверже. Его губы шевельнулись под ухом Комина, продолжая с мертвой настойчивостью:

— Не слушай, Пауль! Я не могу вернуться один, не могу! Не слушай их зов… О, Боже, почему это трансураниды, почему…

Вой дрели стал тоньше, выше. И шепот стал громче:

— Трансураниды! Нет, Пауль! Пауль, Пауль, Пауль…

И вдруг Баллантайн закричал. Комин отскочил от кровати, ударился о стену и остановился, прижавшись к ней, обливаясь холодным потом. Баллантайн кричал, ничего не говоря, не открывая глаз, кричал в бессмысленной агонии Звуков.

Комин протянул руку к двери и откинул задвижку. Дрель смолкла, и он сказал ворвавшимся в палату людям:

— Ради бога, сделайте что-нибудь, чтобы он замолчал!

А затем, не переставая кричать, Баллантайн умер.

2

Время потерялось где-то в тумане. Он даже точно не знал, где находится.

Во рту был какой-то привкус, влажный, соленый, и он вспомнил удар кулаком. Только он не видел никакого кулака. Он напрягал зрение, но видел лишь расплывчатый свет в тени чего-то, смутно двигавшегося.

И приходили вопросы. Они были частью Вселенной, частью существования. Он не мог вспомнить время, когда не было вопросов. Он ненавидел их. Он устал, челюсти болели, и было трудно отвечать. И он отвечал, потому что, когда он отделывался молчанием, кто-то бил его снова, кто-то, до кого он не мог дотянуться, чтобы убить, и это ему не нравилось.

— Кто заплатил тебе, Комин? Кто послал тебя за Баллантайном?

— Никто.

— Кем ты работаешь?

— Начальником строительства. — Слова выходили толстые, медленные, наполненные болью. Он намозолил язык, повторяя их.

— На кого ты работаешь?

Двойной вопрос. Хитрый. Но ответ был тот же самый:

— Ни на кого.

— На кого ты работал?