Вера Семенова - Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания Страница 2

Она повернулась и побрела к лестнице, не сомневаясь, что никто из подмастерьев не предложит ей своих услуг и не поможет дотащить до верха котомку, которая с каждым шагом резала плечи все сильнее. Вначале ступеньки были ровными, тщательно выскобленными, но с третьего этажа пришлось уже карабкаться, с опаской хватаясь за шатающиеся перила. Впрочем, комната во многом вознаградила ее за мытарства в пути — она была маленькой, плохо прибранной, под потолком свисала паутина, низкая деревянная кровать, придвинутая к скошенной стене, не наводила на мысль о безмятежном сне, но большое мансардное окно было настежь открыто. В окне была ночь, пахнущая дождем, мокрыми листьями и засыпающим городом, и огромная луна, такого ослепительного желто-красного цвета, что рыжая девушка невольно застыла, опершись руками на подоконник. Плечи ее слегка вздрагивали.

С трудом она заставила себя отвернуться от распахнутого окна и развязала тесемки, стягивающие ее дорожный мешок. На вытаскивание немудрящего имущества вроде гребня, коробочки то ли с кремом, то ли с пудрой и перемотанного нитками игольника не потребовалось много времени. К тому же девушка непонятным образом торопилась, словно ее кто-то подгонял. Даже не оглянувшись в сторону разобранной постели, из матраса которой торчали острые травинки, она подошла к большому зеркалу — единственному по-настоящему красивому предмету в пыльной мансарде, хоть и настолько же неухоженному. Зеркальная рама была оплетена толстыми виноградными гирляндами. В подернутом тонкой серебристой пылью зеркальной глади отразилось юное и мрачное лицо молодой девушки, между бровями ее пролегла глубокая складка. С ней странно сочетался округлый рисунок щек и прозрачные серые глаза с отливом в синеву. Девушка некоторое время с насмешливой улыбкой изучала свое наклоненное к плечу лицо. Ее губы все сильнее искривлялись в язвительной гримасе, полной неожиданной тоски, и наконец она, словно не выдержав, рванула пряжку, скрепляющую плащ у шеи, и бархатная темная ткань мягко осела на пол у ее каблуков. Девушка чуть опустила веки, скрывая под темными ресницами внезапно расцветшее на лице облегчение, и придвинулась к зеркалу, запрокинув голову назад и пристально глядя в собственные зрачки. На ее лопатках медленно развернулись два сильных крыла, до того плотно сложенных и прижатых к спине, покрытые темно-рыжими перьями, чуть темнее, чем яркие кудри на ее голове.

В развернутом состоянии каждое крыло было размером в ее рост, поэтому в комнате сразу стало тесно. С внутренней стороны они были немного светлее и покрыты тонким рыжеватым пухом, сзади заметно темнее, с длинными, плотно прилегающими друг к другу перьями. Крылья чуть подрагивали, заставляя девушку переступать на месте.

"Почему люди… все считают это уродством?"

На мгновение на ее лицо набежала тень, заставив сдвинуть брови и приподнять крылья за спиной. Но они не могли долго оставаться напряженными и прижатыми друг к другу, словно перед пикирующей атакой. Раскрытое окно притягивало ее, как магнит, и Гвендолен резко отвернулась от зеркала.

— Тебе, о Эштарра, посвящаю мой полет, — пробормотала она скороговоркой и скорее заученно, чем вкладывая в эти слова какие-то чувства. — Укрепи мои крылья и подними мою душу к луне. — Она изобразила легкую гримаску, забираясь на подоконник. Эштарра, богиня луны и покровительница крылатых, казалась ей совершенно отвлеченным существом, но она привыкла следовать заученному в детстве ритуалу, и вместе с тем испытывала легкую неуверенность — а вдруг она действительно существует, эта богиня? Откуда тогда эта неослабевающая тяга летать именно в лунные ночи?

Гвендолен расправила крылья и оттолкнулась от подоконника. Стало понятно, почему она настаивала именно на мансарде — снизу, из узкой улочки, над которой нависали балконы и выдвигающиеся вперед верхние этажи, ей было бы не взлететь. Теперь сонно дышащие, прижатые друг к другу, опутанные длинными плетями растений людские жилища лежали у нее под ногами. Над ней была только луна, заливающая лучами тонкую фигурку, за спиной которой притаились две густые тени. Гвендолен подняла исказившееся от какого-то безумного восторга лицо к небу, крылья хлопнули, и она оттолкнулась от подоконника, издав короткий торжествующий вопль. Чувство полета, как всегда при полной луне, захлестнуло ее, проникая до самых кончиков пальцев. Она была уже не совсем Гвендолен из рода Антарей — а какое-то дикое, опьяненное лунным светом существо, мчащееся над городом, закладывая крутой вираж. Порыв ветра, налетавшего с востока, несильно толкнул ее в грудь и отбросил волосы с лица.

Гвендолен чуть повернула, позволяя ветру лечь под крыло. Луна еще только вставала над городом, разгораясь все сильнее. Сегодня Гвендолен хотела летать особенно долго.

На оставшихся внизу узких улочках со скрипом запирались ставни. Выглянув в окно, горожане замечали пролетающий в небе силуэт, совсем черный на фоне яркой луны, и складывали пальцы вместе, отгоняя возможное зло.

Под утро она опустилась на крышу маленького двухэтажного домика, спрятанного среди густых деревьев в предместьях Тарра. Во всем теле была растекающаяся теплыми ручейками приятная усталость, но спать не хотелось. Пришедшие вслед за ветром тонкие облака наполовину затянули луну, и восторг полета несколько угас.

На крыше сидели несколько неподвижных фигур, обхвативших руками колени. Их глаза неотрывно следили за изредка мелькающей сквозь пряди облаков луной, словно желая напоследок впитать все остатки лунного света.

— Вот и Гвен, — сказала одна из них с непонятной интонацией — смесью облегчения и сомнения.

— Не слышу бурных восторгов, — Гвендолен уперла руки в бока. — Неужели было трудно захватить с собой трубы и фанфары?

— Ты все такая же.

У говорившей женщины были гладкие темные волосы, падающие на плечи, и чуть раскосые темные глаза. На тонком лице от глаз разбегались морщины, и возле рта пролегли две глубокие складки, хотя больше ничто не выдавало ее возраст. Непонятно было, говорит она утвердительно или задает вопрос.

— В самом деле, — фыркнула Гвендолен, садясь на крышу, — у меня иногда возникали идеи измениться и стать таким же образцом благонравия и сдержанности, как ты, Эленкигаль. Это была бы славная месть вам всем.

— Месть? Почему?

— Потому что тогда вы бы совсем подохли от скуки.

— Гвен! — вторая девушка, с бледно-желтыми волосами, ярко сверкающими даже в неверном свете заходящей луны, нахмурила тонкие брови. — Ты слишком часто соприкасаешься с людьми. И перенимаешь их дурные манеры.