Светлана Фортунская - Повесть о Ратиборе, или Зачарованная княжна-2 Страница 2

А потом этот несимпатичный молодой человек нашу Ладу бросил. Она, конечно, очень переживала, плакала и так далее, даже похудела немножко.

Кончилось тем, что она успокоилась и решила отомстить. Тем более что возможностей для мести у нее было хоть отбавляй. Никому не посоветую сердить ведьму.

Тогда-то Лада и пригласила его в наш дом.

Тогда-то он и стал Крысом.

Правда, в начале Лада несколько ошиблась, и Крыс стал очень большой крысой, размером приблизительно с мастифа. Его даже выводить на прогулку приходилось на поводке и под покровом ночи, чтобы не повергать в ужас соседей и прочих окружающих.

Первым его «подвигом» стала драка с Псом.

В этой драке больше всех пострадал подвернувшийся некстати Жаб: ему огрызли лапу и изрядно помяли, так что он едва остался жив.

Крысу тоже досталось, но не так сильно.

Он сделал выводы, и больше не задирает ни Пса, ни кого другого в нашей квартире.

Хотя по-прежнему ведет себя вызывающе и грубо.

Ворон утверждает, что трансформирование извлекает из человека то существо, что наиболее близко к нему (к трансформируемому субъекту) по духу. И лежит на поверхности. Так что наш Крыс, в бытность его человеком и предметом воздыханий нашей Лады, был, скорее всего, гнусной личностью. Воистину, любовь зла!

Он нагл, груб, ехиден и злопамятен.

Говорят, крысы — я имею в виду настоящих, прирожденных, так сказать — умны.

Возможно. Но наш Крыс особого ума пока что не обнаруживает.

Для него нет авторитетов, и лучший способ заставить его сделать что-нибудь — воспретить ему это делать строго и категорически.

Он злораден даже больше, чем Жаб. Но если Жаб злорадствует по причине своего пессимизма, то Крыс злорадствует исключительно из вредности.

Он портит мебель, царапая ее своими когтями.

Он портит книги — сгрызает уголки корешков, вырывает страницы и рисует на полях каракули, а иногда пишет свои замечания, в основном ругательного характера.

Он дерзит всем подряд — и мне, и Псу, и даже доброжелательному Домовушке, не говоря уже о Вороне.

Только большие белые зубы Пса, мои острые когти, да твердый клюв Ворона удерживают его от открытого бунта. Открытый бунт он заменяет демонстративным неподчинением.

С тех пор, как Крыс приобрел нормальные размеры, он стал гулять сам.

Мы с Псом вздохнули с облегчением — уж очень обременительно было выводить Крыса на поводке, таясь от посторонних глаз, чтобы не пугать людей и животных его великаньими габаритами и монстроподобным видом. К тому же в наше время, скучное и трезвомыслящее, столь далекое от магии и волшебства, зрелище собаки или кошки, прогуливающейся с крысой на веревочке — это, я вам скажу, картинка не для слабонервных.

Теперь Крыс самостоятельно скользил серой тенью по лестнице вниз, самостоятельно, опять же серой тенью, устремлялся в кусты (или в подвал) и исчезал на целый день, а иногда и на целую ночь.

Вначале мы не видели в том ничего дурного; наоборот, мы даже приветствовали это его нежелание сидеть дома. Без Крыса нам было спокойнее. Единственное, что нас пугало — не попался бы он на глаза соседям: для крысы обыкновенной он был великоват, на нашу квартиру и так косились; а узнав, что помимо прочих у нас живет еще и крыса, сосед-сантехник или пьющая гражданка из пятьдесят третьей уж точно натравят на нас санэпидемстанцию.

Но когда Крыс явился с разодранным ухом, а на следующий вечер — с исцарапанной мордой и раной на боку, мы заволновались. Не хватало еще, чтобы он погиб в уличной драке!

Мы запретили ему проводить ночи вне дома, и вообще выходить за пределы квартиры больше, чем на два часа.

Для индивидуума типа Крыса запрещение есть прямой побудитель к действию.

Он стал пропадать в подвалах неделями, только изредка объявлялся — поесть чего-нибудь вкусного или залечить свои раны. Раны у него, надо вам сказать, становились все серьезнее; его мерзкий характер, кажется, выделяет его даже из среды ему подобных. Однажды он вернулся без хвоста и без правого глаза, с наполовину отгрызенным левым ухом. Добросердечный Домовушка даже перепугался — а не загрызут ли когда-нибудь Крыса насмерть его негостеприимные и некоммуникабельные собратья?

— А что мы можем сделать? — сказал я. — Мы ему не разрешили гулять подолгу, он что, послушался? Нет, он переселился в подвал, и вообще ему чихать на нас на всех!

Крыс плавал в ванне, наполненной живомертвой водой, и отращивал себе хвост и глаз. Нашего разговора он не слышал, если только не подслушивал. А подслушивать он, надо вам сказать, горазд.

— Ты это, Коток, того… — кротко попросил меня Домовушка, — проследил бы за ним… Ты ведь тоже в подвалах обретаешься. Не ровен час, погибнет наш Крысик, али кошка какая им закусит…

— Никакая кошка им не закусит, — авторитетно заявил я. — При виде его любая кошка мурашками под шерстью пойдет от ужаса. Его только терьером брать, и не фоксом, а эрделем. Эрдели же по подвалам не шастают.

— Злобен ты, однако, стал, Коток, — все так же кротко продолжал Домовушка. — Злобен и сердцем жёсток.

На том наша беседа окончилась, Домовушка понес в ванную любимые Крысом кушанья, как то: маринованный чеснок, сухарики, приправленные перцем и сыром, и пончики с медом. До меня некоторое время доносилось из ванной ласковое бормотанье Домовушки, уговаривающего крыса «откушать», и короткие злобные реплики огрызающегося Крыса: «Отстань от меня!», «Пшел вон!», «Оставь меня в покое, таракан несчастный!».

— Надо что-то делать, — сказал Пес. — Может, его остекленить, как претендентов? Пусть бы стоял в углу, никому не мешал…

— Для этого его надо сначала в человека превратить, а я не умею, — сказал я. Пес горестно вздохнул.

Увы нам, увы!

После этого случая Крыс несколько остепенился. Гулять он по-прежнему ходил, иногда надолго, но в драки больше не встревал, во всяком случае, являлся домой целым и невредимым. И дома вел себя сносно, почти не дерзил, и не грубил, разве что ехидно ухмылялся, но на его ухмылку мы давно перестали обращать внимание. Мы его не то чтобы бойкотировали, скорее игнорировали. Домовушка, доброрасположенный ко всем и вся, кормил его, иногда обсуждал с ним сериалы, которых в последнее время развелось отчаянное множество на наших телеканалах. Если Крыс задавал вопрос мне или Ворону, мы ему отвечали. Но не более того.

Глава четвертая, в которой события начинаются

Первым начал чайник

С некоторых пор в нашей квартире стало тихо, мирно и скучно.