Галина Черкасова - Ключ[СИ] Страница 2

Всё это время снизу доносились площадная брань отца, грохот мебели и какие-то глухие хлопки — видимо, Джеф запер его в гостиной.

Мгновение подумав, я подошла к письменному столу, выдвинула верхний ящик, средний, нижний, но так и не нашла нужной мне вещи.

— Тьфу, блин, — книга, огромный том, лежала под кроватью, куда я швырнула её, когда с ревизией пришел отец.

Я вытащила талмуд и бросила его поверх одежды в рюкзак.

Пулей пролетев по лестнице и едва не свалившись под тяжестью рюкзака, я бросилась ко входу, побоявшись даже взглянуть на дверь гостиной. На крыльце курил Джеф, скидывая пепел прямо на ступеньки.

— Всё взяла? — угрюмо спросил он.

Я кивнула.

— Завтра уезжаю в армию, — произнес он, глядя куда-то в конец улицы. — Так что в дом можешь не возвращаться. Справишься?

— Да, — я спустилась вниз с крыльца и только потом осознала, что с братом, возможно, больше не увижусь.

— Джеф, — я обернулась.

Брат затянулся и ждал продолжения, но я молчала, разглядывая свой старый дом с таким интересом, будто впервые увидела. Краска на стенах давно облупилась и слезла, открыв свету серые, подгнивающие доски, в некоторых местах похожие на желтую губку.

Перекошенные оконные проемы, проседающая крыша и идеально стриженная изумрудная лужайка…

— Чего? — нетерпеливо спросил Джеф.

— Не стань таким, как отец.

Тот ухмыльнулся.

— А ты не подведи. Бывай.

— До встречи, — я залезла на велосипед и припустила вниз по улице. У самого поворота до меня долетел звук бьющегося стекла, но обернуться я не решилась. Будь что будет, обратно я не вернусь.

Следующие пару недель я провела у лучшей подруги Зои, жившей на другом конце нашего городка. В их большой семье всегда было место для меня, вечно шатающейся по улицам девчонки, за которой уже давно никто не присматривал.

Когда я с рюкзаком за плечами вломилась в летнюю кухню, где Сиферы ужинали, воцарившаяся за столом тишина сначала смутила меня, и я даже подумывала уйти, но потом бабушка Ноуз поднялась и громко произнесла.

— Антея, наша пища, кров и очаг — к твоим услугам.

— Мне очень стыдно говорить об этом, но не могу ли я пожить пару недель у вас? — сразу спросила я.

— И пару, и три и сколько понадобится тебе и небу, дитя, — бабушка Ноуз развела руками. — Раздели этот чудный ужин с нами.

Вечером Зоя с благоговейным ужасом крутила в руках мой пропуск в жизнь.

— Ух ты, Анти, вот это да! Я поверить не могу! Ты, поди, единственная, кто получил счастливый билет за всю историю этой деревни.

— Может быть, — я пожала плечами, глядя в окно, за которым разворачивала крылья душная летняя ночь

Давно стемнело, и лишь окна соседних домов, в которых горели тусклые лампы, освещали пустынные улицы. Внизу пьяница затянул грустную песню о долгой дороге на север.

— Поэтому ты и ушла из дома? — Зоя посерьезнела. — Отец был против?

— Да, — мне не хотелось говорить о семье.

— У тебя деньги есть? — Зоя вернула мне карточку.

— Есть, немного. На билеты хватит. Потом буду получать стипендию.

— А первый месяц палец сосать будешь? Там же сэйсы в ходу, а один сэйс почти пять юг, если я не ошибаюсь, — Зоя покачала головой, отчего светлые кудрявые волосы, до этого небрежно забранные на затылке, рассыпались по плечам. — У меня есть пара сотен. С Чиком откладывали на лето. Думаю, он поймет.

— Фу, не надо жертв из-за меня.

— Иди к демонам, орчиха зеленая, это не жертва, усекла?

Я улыбнулась.

— Спасибо…

Мы крепко обнялись, после чего Зоя отправилась в свою комнату, выключив у меня свет. Я некоторое время прислушивалась к её шагам, а потом забралась на подоконник и выглянула в распахнутое окно. Со второго этажа старенького дома Сиферов открывался неплохой вид на окраину. Вдалеке, над покатыми крышами домов, в небо поднималась мигающая точка: самолет покидал аэропорт. Я глубоко вздохнула и потянулась к полям. Здесь, в Глирзе, было тяжело настроиться на "одну волну", но я все же ухватилась за земное поле и взяла немного энергии, чтобы успокоиться и быстрее уснуть.

— Дорогой дальнею иду вперед через пууустыыынюююю, но дом рооодноой я неееее наааайдууууу… — вопил пьяница. — Вовеки и отнынееее…

Две недели пролетели как миг.

Я уже стояла в очереди на регистрацию, обмахиваясь билетом на самолет. Меня провожали Зоя и её парень Чик (его настоящего имени, по-моему, не знала даже сама Зоя). Чик попросил карту и попытался сфотографировать её, за что получил подзатыльник.

— Нельзя! — фыркнула Зоя, возвращая мне карточку. — Когда посмотришь номер?

— В самолете, — я вздохнула и, поблагодарив регистратора, взяла документы. — Ну, всё, отчаливаю. Спасибо, Зоя. Я сообщу тебе свой адрес, как только… заведу почту.

— Да уж, там каждому выдают ноут! — выдохнул Чик, почесывая затылок.

— До встречи, подруга, — Зоя обняла меня и чмокнула в щеку. — Счастья, света и цели тебе, сестра.

— И мужика хорошего! — добавил Чик.

— Только не орка, как у меня!

— Зоя!

Я рассмеялась, пытаясь сдержать слезы, и, схватив легкую сумку (её мне одолжила, конечно же, Зоя, рюкзак уехал в багажное отделение), побежала к автобусу, который доставил меня к трапу.

Второй перелет в моей жизни. Первым я летела отдыхать с мамой в детский лагерь.

Опять воспоминания заполонили мысли, причиняя почти физическую боль.

Мать бы порадовалась за меня. Ведь все мои старания, бессонные ночи, голодные дни, всё я делала в память о ней. Но теперь, когда там, внизу, я оставляла дом, ставший после её смерти чужим, брата и чокнутого отца, школу, подругу, знакомых, всю Глирзу, в конце концов, мне стоило подумать о своих целях. Теперь это была моя жизнь, и ничья больше. Здесь меня уже ничего не держало с тех самых пор, когда приехавший на вызов врач тихо произнес "Время смерти 23:06".

Я никогда не любила отца.

Какой бы ужасной ни была война, с которой ему "посчастливилось" вернуться, мать сделала всё, чтобы он жил спокойно. Он же её жизнь растоптал. Я могла простить ему наплевательское отношение ко мне, к брату, его щелчки и оплеухи, которые получала ежедневно, его крики и ругань, его злобу на мир и на себя в частности, но на мать…

На маму злиться он не имел права.

Теперь, когда я сидела в самолете и ждала взлета, я чувствовала, как с меня будто спадает тяжелая ноша уходящего настоящего, и чем выше поднимался самолет, тем более далеким и прошлым оно становилось.

Ногтем я соскребла с карточки серый защитный слой и увидела свой личный номер: три пять пять семь три семь