Марина Дяченко - Трон Страница 2

Воспитанницы Трона испытывали, по-видимому, нездоровую страсть к резиновым мячикам. В столовой и на прогулке, и даже в учебной комнате то одна, то другая девочка рассеянно извлекала из сумки свой мяч и стучала им о пол или о стену; наставницы, к удивлению Элизы, не обращали на эти игры ни малейшего внимания. Засилье мячей раздражало. К счастью, огромная территория пансиона давала возможность побыть в одиночестве, а большая библиотека содержала столько захватывающих книг, что хватило бы надолго.

Элиза бродила вдоль берега, подбирая ракушки; она водила ладонью по жестким граням стриженых самшитовых кустов, считала деревья и меряла шагами аллеи. Особенно ей нравилось в дальнем конце парка — там, где за густыми зарослями таился обрыв. Опасный участок был заботливо огорожен; Элиза привыкла считать это место собственным владением, и даже нарисовала в тетрадке его карту — с рубежами вдоль дорожек и со столицей в чаше высохшего фонтана.

Когда ей надоедало играть, она часами просиживала над каким-нибудь пиратским романом. Запах моря и шум волн уносили ее далеко-далеко, но стоило закрыть книгу, как весь романтический мир схлопывался вместе с ней.

Господин попечитель прибыл на рассвете; впервые за много дней Элиза проснулась не от стука мяча Даниэллы, а от рокота вертолета. С веранды была видна его хищная туша, опускающаяся за деревья.

В особняке поднялась суета. Заспанные воспитанницы поспешно приглаживали встрепанные волосы и завязывали распущенные шнурки. Элиза давно выяснила, что господина попечителя здесь действительно любят.

Элиза ждала, что господин попечитель явится к завтраку; вместо него появилась госпожа Кормилица, но без привычного фартука, отчего дородная женщина казалась стройнее и моложе.

— Сейчас все идем на занятия! Господин попечитель не спал две ночи, ему надо отдохнуть, он выйдет к вам вечером!

Но с первого же урока Элизу вызвала госпожа Кормилица, вывела в пустынный коридор, заглянула в глаза:

— Девочка, господин попечитель хочет познакомиться с новой воспитанницей. Иди за мной!

«Но он ведь устал и отдыхает», — хотела сказать Элиза, но промолчала.

Кормилица вела ее за руку, будто маленькую — Элизе все время хотелось высвободить ладонь, но она терпела. Она научилась вести себя так, как того ждали взрослые, именно так, как должна держаться благодарная сирота: поначалу это было трудно, иногда — противно, но в конце концов привычно.

Кормилица явно волновалась, поняв это Элиза забеспокоилась тоже.

— Ты не забыла, что должна поблагодарить его?..

Элиза кивнула.

— Господин, вот она…

Комната оказалась полутемной — только в центре ее лежал на полу одинокий солнечный луч, пробившийся, или, вернее, пропущенный сквозь плотные шторы.

— Подойди, малышка…

Кормилица мягко, но твердой рукой вывела ее в середину комнаты. Сперва Элиза увидела только руку, лежащую на широком подлокотнике — увидела и невольно вздрогнула: на руке недоставало мизинца.

Она стояла перед креслом: приличия требовали поднять глаза и посмотреть попечителю в лицо. Доверчиво и благодарно — как полагается благовоспитанной сироте.

Мягкие спортивные туфли. Светлые брюки, которые пора бы выгладить; рубашка с открытым воротом, и в разрезе его — острые ключицы. Короткая темная бородка, губы под полоской усов, скулы… Лицо в тени, глаза не поймешь какого цвета. Резкий запах одеколона.

Элиза, спохватившись, поклонилась. Она совсем не таким представляла себе господина попечителя. Она думала, что он гораздо старше.

— Подойди-ка поближе.

Госпожа Кормилица шумно вздохнула где-то за спиной. Ах да…

— Господин попечитель, я…

«…благодарна, что вы сочли возможным принять меня в этот замечательный пансион…».

Так она должна была сказать. Ей и раньше приходилось говорить нечто подобное — но она запнулась.

Он смотрел так, будто хотел узнать в ней кого-то, давным-давно забытого или потерянного. Или напряженно вспоминал, где видел эту девочку раньше. Во всяком случае, слова так и остались несказанными — Элизе вдруг сделалось жарко.

Госпожа Кормилица засопела снова.

— Ну вот и славно, — тонкие губы в обрамлении усов и бородки чуть усмехнулись. — Ты хорошая девочка… Надеюсь, ты найдешь свою судьбу, когда вырастешь. А пока у меня для тебя кое-что есть…

В четырехпалой руке возник, будто по волшебству, маленький резиновый мячик.

— Возьми… Это подарок. Береги его, не потеряй!..

За окном звенели первые в этом году цикады. Элиза машинально протянула руку; ей почему-то страшно было коснуться четырехпалой ладони, и потому подарок чуть не упал на пол.

Итак, господин попечитель был богат и щедр, но и странен. Вовсе не девочки повинны были в засилии на острове мячей — эту страсть насаждал сам попечитель. Возможно, он был спортсмен. Отец Элизы неплохо играл в теннис — но не ходил же с ракеткой ни в гости, ни на работу!

Второй урок она пропустила. Уединилась в парке и внимательно рассмотрела подарок.

Наполовину зеленый, наполовину красный мячик не был новым. Неизвестно кто лупил им о землю и стены — кое-где краска стерлась, из-под нее выглядывал черный резиновый бок. Тем удивительнее было, что круглое тельце оставалось упругим и твердым — мяч подпрыгивал почти на ту же высоту, с которой его уронили. Хотя, если ткнуть гвоздем…

Элиза вспомнила взгляд господина попечителя. Нет, она будет беречь этот мячик — не хочется объяснять странному четырехпалому человеку, что подарок пропал или испорчен…

После уроков к ней подошла Даниэлла.

— Покажи, — только и сказала она, но Элиза поняла, что речь идет о мячике.

Даниэлла долго вертела в руках подарок попечителя, подкидывала, взвешивала в ладони; потом вернула, и во взгляде ее Элизе померещилось уважение:

— Хороший. Зато ты вот так не можешь!

И, выхватив из сумки собственный мячик, Даниэлла закрутила его в ладонях, он исчезал и возникал в руках, словно она была опытным жонглером.

— Вот так, — Даниэлла покровительственно усмехнулась и уплыла по своим делам.

Уединившись в комнате, Элиза попыталась повторить ее фокус. Ничего не вышло — мячик укатился сквозь решетку лоджии в парк, и Элизе пришлось идти за ним вокруг особняка.

Вечером господин попечитель наконец-то предстал перед воспитанницами. Девчонки помладше беззастенчиво липли к попечителю, старшие воспитанницы вели себя сдержаннее — но тоже не скрывали обожающих взглядов. Элиза с некоторым презрением подумала, что все они влюблены в него по уши — а в кого еще влюбляться, если мальчиков на острове нет.