Елена Лирмант - В поисках Белого города Страница 2

База была расположена на горном плато. Это была комфортна тюрьма, с отдельными комнатами со всеми удобствами, с возможностью свободно перемещаться по всей территории, но обнесенная четырьмя рядами колючей проволоки с восемью вышками. На ее территории было четыре здания - жилые помещения, офисные здание, лаборатория и развлекательный центр. Распорядок дня был такой: утреннее построение и перекличка, потом уборка территории, боевое дежурство, ежедневный медицинский осмотр. А в остальное время - свобода действий. Досуг был хорошо продуман. Днем спортивные игры. Вечерами различные мероприятия. Так по понедельникам - День искусств. Доморощенные поэты, писатели и художники делились своим творчеством. Вдоль стен выставлялись картины, в основном абстрактные. А поэты читали свои стихи. Одно стихотворение так напугало меня, что я стал пропускать сии посиделки. Не помню точно, как оно звучало, но смысл такой: ' две луны как соски любимой вгрызаются в мою душу...' С детства я обладал буйной фантазией, и, представив себе, как грудь женщины превращается в двух зубастых монстров, плохо спал ночь. По средам 'Философские посиделки'. Начинались они с какого-нибудь нехитрого вопроса, который озвучивал директор нашей лаборатории: что есть свобода, или что такое родной дом. Заканчивались, как правило, одинаково. Каждый хотел рассказать о себе, о своих страданиях и несчастьях, о том, какой он хороший, и никто его не понимает. Случайно задевался словом кто-нибудь из присутствующих, потом следовало выяснение отношений и всеобщий мордобой. 'Посиделки' пользовались непонятной для меня популярностью. Их я тоже избегал. Ну а по субботам 'Юмор для всех'. Шутки ниже пояса, много мата и пошлости. Конечно, это лично мое мнение. Ну, и раз в месяц театр. Как же без него! Пьесы самодеятельные. Местные драматурги писали пьесы о благородных мачо и коварных раттерианцах. И, конечно же, мачо всегда побеждали, а тупые и злобные местные аборигены были биты под общий хохот. А в остальное время, любимым местом было кафе, где по стенам развешены сорок два видеоэкрана. И каждый мог смотреть до одурения свой любимый фильм. Репертуар был не очень разнообразным, в основном это детективы, триллеры, фантастика и мелодрамы для женщин. И снова герой одиночка, горы трупов, и поцелуй на глазах у всего мирового сообщества.

В юности я мечтал стать то поэтом, то художником, но все мои попытки творчества были столь наивны, высокопарны и избиты, что я отказался от них. Здесь же вокруг меня все были или гении, или пииты, или живописцы, или того хуже сатирики. С самомнением, выпиравшим из них из всех щелей, они выходили на подиум и выкрикивали банальную пошлость, и все находящиеся в комнате им рукоплескали, не исключая даже лагерное начальство, я имею в виду директора лаборатории, нашего доктора и помощника коменданта. Даже те, кто приехал со мной и в первое время морщили носы, уже через неделю вошли во вкус, и рукоплескали не жалея ладоней, а то и сами лезли со своими виршами. Но все фибры моей души не воспринимали подобных шедевров. Конечно, я не специалист, и если, кому-то это нравится, значит, - нужно! А потом каждый имеет право на самовыражение! С другой стороны, если у этих людей отобрать подобную терапию искусством, они же перегрызут друг друга. Но подобные мысли не только не успокаивали меня, но наоборот, вызывали почему-то настороженность, а временами страх! Что-то во всем этом было неправильным. Что я не понимал. Принять не принял. И так как подобные мероприятия вызывали у меня отторжение, участвовать в них отказался, поэтому незаметно для себя был выдавлен из благодушного сообщества базы. Меня просто перестали замечать. Я стал никем и ничем с ярлыком бесталанного остолопа. Сначала я растерялся, потом испугался, но вскоре испуг перерос в злость на себя самого. Мне ли внуку охотника бояться одиночества? Моя цель здесь - выжить, средство - занять голову и руки. А значит вплотную заняться тем, что я умею - выращивать цветы.

Единственное, что мне показалось странным - большинство сотрудников базы вечно были в земле. В волосах, под ногтями, на одежде - бурая раттерианская земля. Будто все свободное от дежурства время они проводили, роясь в здешней почве.

За первый месяц, который я провел там, я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь выходил за пределы базы. Хотя выйти можно было в любой момент, но с разрешения начальства. Чтобы покинуть территорию, надо было получить специальные биометрические пропуска, на которые наносились информация об идущем в неизвестность, и каждый раз новый код. Пропуска необходимо было оставить на проходной, а по возвращению, человек подвергался долгой процедуре сверения данных.

Так и жили здесь - ели, пили, творили, ссорились, дрались, мирились, чтобы не сойти с ума, в чем очень способствовал окружающий пейзаж. Старые горы со срезанными верхушками, склоны которых покрывал зеленовато серебристый мох и росли редкие деревья, отдаленно напоминающие наши кедры. Высокие, стройные красные стволы уносились ввысь, где узкие, как иглы листья шелестели под постоянно гудящим ветром. Солнце в два раза больше нашего ярко оранжевое. А воздух был в отличие от нашего - золотистый и немного душный. Будто в атмосфере разлили расплавленное золото. Первое мое впечатление, как только спустился с трапа и был выпущен из душной коморки космического корабля, что я попал в рай, все было по-голливудски красиво. А ночью на небосклоне появлялись две луны - одна красноватая с металлическим отливом, вторая с таким же отливом только голубоватая. И тогда все вокруг преображалось, золото исчезало, и появлялось ощущение нереальности. Не было ночи в нашем понимании. Были густые сумерки, которые окрашивали все вокруг в жемчужно - синий цвет. Прошёл месяц, новизна притупилась, появилось раздражение. Захотелось прозрачной синевы, а ночью темноты и свежести. Мне казалось, что не хватает воздуха легким, я задыхался. И все это усугублялось изматывающей душу тишиной, изредка взрывающейся жутким воем, от которого по коже бежали мурашки. И даже вечно орущая из кафе музыка не только не спасала положение. И я понял, что мои мозги начинают закипать.

Впервые дни своего пребывания здесь, обследуя территорию, я увидел - южная сторона базы упирается в отвесную скалу, на которой в двух метрах от земли расположился выступ. Соток шесть. Вот там я и надумал устроить свой небольшой исследовательский участок, чтобы заняться любимым делом, разведением роз. Тем более, единственно, что мне разрешили взять с собой на базу, была рассада.

Кстати, из-за нее произошёл нелепейший случай, который также способствовал тому, что я стал персоной нон-грата. Дело в том, что есть строжайший запрет завоза сюда алкоголя и наркотиков. Всех вновь прибывших ссаживают на Раттею, в чем мать родила, потом проводят через дезинфекцию, и только после этого выдают форму. Но когда на базу внесли мои ящики с рассадой, многие мужчины, по каким-то своим каналам знавшие обо мне все - и что я биолог, и что полгода провёл в тюрьме, хлопали меня по плечу и, дыша перегаром, шепотом на ухо спрашивали: 'Травку привез?'