Птица несчастья - Лада Валентиновна Кутузова Страница 20

– Да, потерял, – лицо дрогнуло, он сдерживался изо всех сил. – Счастье свое потерял.

Оля взмахнула крылом и укрыла Федора.

– Все будет хорошо, – прошептала она. – Верь только.

– А как верить?! Если вы ничего не знаете! Что бы я ни спросил, – он вывернулся из-под крыла и быстро зашагал в лес подальше от Оли, лагеря и остальных.

Максимус окликнул, но Федор ничего не ответил.

– Куда ты? Вернись! – еще раз донесся голос Максимуса, но Федор плевать на него хотел.

Он пробирался между деревьев, спотыкаясь о поваленные стволы. Мешался кустарник, ветви цеплялись за куртку – казалось, сам лес тормозит Федора. Наконец, он выдохся. Прижался спиной к березе и теперь старался отдышаться. Пот заливал глаза, ручейком сбегал за воротник. Хотелось пить. Федор облизал губы и попытался сглотнуть – не вышло.

Он глубоко вздохнул пару раз и понял: нужно возвращаться. Но возвращаться – значит, расписаться в собственном бессилии, признать, что с ним можно обращаться, как с дурачком. Неужели они думают, что Федор поверит в нелепые байки о том, что туземцы Заручья ничего не знают про это место? Как такое может быть?! Ну не бывает так!

И в то же время Федор осознавал: может. Оля не врет, как и Полкан, и от этого становилось только хуже. Живой воды могло не быть, или вода могла быть, но до нее не добраться, потому что никто не в курсе, куда идти. На душе Федора становилось все горше.

Он огляделся, и до него дошло, что он не в состоянии найти нужное направление. Федор позвал Максимуса, Полкана, Олю – они не ответили. Вероятно, он отошел от лагеря слишком далеко – в пылу злости не следил за временем, но Полкан способен учуять Федора, так что нужно только дождаться. Как говорят спасатели: если потерялся, оставайся на месте.

От нечего делать Федор разглядывал окрестности. На стволах деревьях рос мох, мох покрывал и землю: тут было сыро. Федор ковырнул его, под мхом обнаружилась черная влажная земля – ничего примечательного. Федор поднял лицо вверх: солнце уже садилось, но до заката время оставалось. Федор повернул голову и вздрогнул: на высоте около трех метров на ветви березы сидела девушка. Она с любопытством рассматривала его.

Федор, не сводя с нее глаз, невольно сделал шаг назад. Девушка легко спрыгнула, Федор вздрогнул – сумасшедшая! Ведь ногу легко подвернуть, но девушка даже не покачнулась. Она вплотную приблизилась, разглядывая Федора. Тот тоже внимательно изучал ее: несимпатичная. Волосы коротко и неровно острижены, нос широкий, глаза маленькие, ресниц почти нет. Одета в фланелевую рубаху длиной ниже колена, ворот рубахи затягивался шнурком.

– Тебе не холодно? – спросил первое пришедшее на ум Федор: незнакомка была босиком.

Она не ответила. Девушка то вытягивала, то втягивала шею, как змея перед броском, ее ноздри раздувались. Затем она начала медленно обходить Федора.

– Ты меня видишь? – спросила она.

– Ну да, – удивился Федор.

– Конечно, – согласилась девушка, – ты же меченый.

Она протянула к нему руку и пощекотала между ребер. Федор нервно хихикнул:

– Ты что! Щекотно же.

– Да, – подтвердила она и улыбнулась, именно тогда Федору и сделалось страшно – у нее были мелкие рыбьи зубы.

Он попятился, а девушка наступала, неотрывно глядя в глаза. Федор сделал шаг назад и уперся во что-то. Точнее, в кого-то. Он ощутил прикосновение к спине, и от этого Федора передернуло.

– Поиграем? – предложил женский голос, и от дыхания прижавшейся к нему второй девушки мурашки побежали по коже.

Федор рванул вправо, девушки рассмеялись ему вслед. Он бежал, как никогда до этого, даже на сдаче нормативов по физкультуре так не выкладывался: а зачем? Ветви хлестали по лицу, корни деревьев выскакивали из-под земли в неподходящий момент, но Федор мчался, не разбирая дороги. Он обогнул куст волчьего лыка и резко затормозил: перед ним возникла девушка. Светло-рыжая, при угасающем свете солнца ее волосы казались охваченными сиянием. Вылинявшая рубашка длиной до середины бедра когда-то была нежно-голубого цвета. Девушка шагнула, и Федор помчался прочь.

Сердце билось загнанной лошадью, к ушам прилила кровь, легкие со свистом сжимались и разжимались. Остановиться Федор не мог: то тут, то там появлялись новые преследовательницы. Перед глазами мелькали темные мушки, ног Федор давно не чуял – они двигались сами по себе. Он давно должен был оторваться от пугающих девушек, но те словно забавлялись, показываясь перед ним.

Наконец, Федор отделался от преследовательниц. Ухватился за ствол ивы, а затем осел на траву. Легкие горели, будто их прижгли каленым железом. Пот ручьями стекал по телу, Федор промок насквозь. Икры и бедра ныли так, слово их отутюжили прессом. Федор несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь отдышаться, затем поднялся и, немного покачиваясь, пошел вперед.

Когда кусты расступились, Федор очутился на берегу озера. Хотелось пить, Федор облизал пересохшие губы, они были соленые. Он подошел к воде и опустился на колени. Сперва смыл пот с лица, а затем жадно прильнул к воде. Он все никак не мог утолить жажду, когда услышал смех. Холодный пот пробил его, Федор вскочил на ноги и обернулся: позади собралась толпа девушек. Все они были одеты в ночные рубашки, на одной имелась розовая кружевная комбинация. Их головы украшали венки из лозы ивы.

Девушки молча наступали, Федор пятился в озеро. Его штаны намокли, Федор собирался пуститься вплавь, как сзади кто-то обхватил его руками и ногами. Федор стал вырываться, пытаясь освободиться. Но тут подоспели остальные преследовательницы, они принялись щекотать его под мышками, за пятки, в основание шеи, и Федор ослаб. Было так щекотно, что никаких сил не осталось: смех парализовал Федора. А девушки подхватили его и потащили в глубь озера.

Федор безвольно наблюдал, как уходит под воду: еще немного, и для него все будет кончено. Солнце почти опустилось за горизонт, окрашивая облака в бледно-золотистый цвет. Сумерки сгустились, тени деревьев удлинились и переплелись между собой. Наступало время, когда словно стоишь на пороге, время, когда возможно все, когда мир готов качнуться в любую сторону.

На прощание солнце вспыхнуло, озарив небо в алый, подобно пионерскому галстуку, цвет. Вода накрыла Федора по подбородок, девушки продолжали тянуть Федора дальше. И в это мгновение воздух прорезал громкий и чистый звук горна: невидимый Федору горнист трубил тревогу.

«Все сюда, все сюда:

Здесь случилася беда!»

В голове Федора сами собой всплыли знакомые слова, хотя существовал и второй вариант двустишия, помогающий запомнить напев:

«Торопись, торопись,

По тревоге становись!».

Сигнал горна придал силу Федору, в то