Неблагая - Хаусман Ивлисс Страница 20

— А это… это не тебе решать! — возмущаюсь я.

Он хмурится, складывает руки.

— Да? Это вы стырили компас и всё испортили. Вы понятия не имеете, что́ он для меня значит! Мне плевать и что ваша телега сбежала, и что вы тут сидите в грязи и обливаетесь кровью, — он указывает на меня и Исольду, — и что поджарились живьем. Но я точно говорю: без нас вам будет очень сложно преодолеть Восточный Хребет. Так что это вы нам должны. И с нашей стороны очень щедро предложить вам даже подумать о вознаграждении, вместо того чтобы… как там Олани выразилась? Отрезать тебе руку и бросить тут в грязи?

Его слова почему-то цепляют меня. Я провожу рукам по лицу, по волосам.

— Я… я не смогу вот так сразу, — говорю я, еще запинаясь. Однако если меня прорвало, то уже не заткнуть. — Ты сейчас пожаловался, да? Ладно. Это по вашей милости нас засекли в поместье — и каким-то образом на мне теперь заколдованная татуировка, которая никак не входила в мои намерения и от которой я не могу избавиться, как бы ни хотела. Сегодня мы потеряли повозку — наш дом, — потому что вы в это время пытались нас убить. Меня шарахнуло моей же молнией, а моя сестра получила по голове, и я пока даже не знаю, насколько серьезны наши травмы. Мы валялись без сознания в грязи на обочине, нас побили так, как никогда в жизни не били, мы вымокли до нитки, а вы начинаете ставить условия, даже не дождавшись, пока я полностью очухаюсь. Но мне так жаль вас, бедненьких!

— Вы первые на нас напали…

— Я бы вообще не трогала компас, если бы вы не пытались украсть его у моей сестры!

— …объяснить, пока меня не сбили с ног!

— …нож мне к горлу приставил!

Исольда и Олани смотрят на нас в одинаковом недоумении, пока мы переругиваемся и шипим друг на друга, как два уличных кота. Рейз тоже выглядит сбитым с толку, но тут Исольда резко выдыхает и вклинивается:

— Так. У нас, как я понимаю, есть то, что вам нужно. Можете искать вагончик вместе с нами, либо мы с сестрой просто исчезнем вместе с компасом, от которого никогда не избавимся. Я вас не боюсь, да и вы не в лучшем положении для торгов. Собственно, у меня все. Так мы договорились или нет?

Я закрываю глаза и устало вытираю грязь с лица. Я знаю, что должна сказать, и мне это не нравится. Может, чем быстрее скажу, тем быстрее все окажется позади.

— Я согласна.

— Мы тоже, — угрюмо отвечает Олани.

Рейз собирается протестовать, но она так на него смотрит, что он сдается:

— Ладно.

Меня утешает тот факт, что соглашение не устраивает всех нас в равной степени.

Глава 12

— Тебя что, на самом деле зовут Сили, как Благой Двор? — спрашивает Рейз, хотя к нему вообще никто не обращался.

Я разминаю руки и плечи, но это не особо помогает избавиться от настойчивой боли. Сложновато смириться с перспективой несколько часов шагать под проливным дождем, когда я уже чувствую себя так, словно по мне долго гарцевало стадо единорогов.

Заметив выражение моего лица, Исольда протягивает мне руку и помогает подняться.

— Это сокращенно от Исилии, — огрызаюсь я, стараясь не застонать, пока встаю.

Исольда хмурится, когда ее рука выскальзывает из моей, но во взгляде читается веселье:

— Тебя никто так не называет.

Стискиваю зубы. Вечная беда с этим прозвищем, но оно мне нравится. Однако меня не устраивает, с каким презрением его произносит Рейз.

— Я, может, пытаюсь обновить образ.

— Столько усилий — и все ради меня? Я польщен, Исилия.

Он говорит это с ухмылкой и таким тоном, что я тут же жалею о раскрытии своего полного имени. Либо к нему очень быстро возвращается хорошее настроение, либо он нарочно меня провоцирует.

Не успеваю я огрызнуться, как между нами встает Олани.

— Рейз, веди себя нормально. Лошади выдержат нас четверых, но придется делиться. До ближайшего города несколько часов пути. Переночуем, сделаем запасы… — Она оглядывает нас с сестрой; черное платье Исольды выглядит приемлемо, а вот мои вещи порвались, испачкались и безобразно обгорели. — …и, может, купим новую одежду для подменыша.

На лошадей придется садиться по двое, и Рейз с Олани, конечно, слишком тяжелые, чтобы ехать вместе, так что…

Ну что ж.

Исольда вскакивает на коня Олани быстрее, чем я успеваю вставить хоть слово. В результате я оказываюсь на кобыле Рейза, втиснувшись между лошадиной шеей и его мощной грудью, а его руки прижимают меня с обоих боков.

Рейз и лошадь тоже, кажется, не в восторге.

— Я предпочитаю узнать девушку получше, прежде чем с ней тискаться, — сообщает Рейз, когда лошадь трогается с места. Я его не вижу, но вполне представляю себе такой же гнев в его взгляде, который я видела, когда он принимал условия Исольды. Быстрая смена тона кажется притворством. Зачем он делает вид, что не сердится? Какие шутки в такой момент?

— Мы можем ехать молча, — бросаю я; если он думает, что я не считываю язвительность в его показной вежливости, то пусть подумает еще раз.

— Можем, — соглашается он. — Но так время пролетит быстрее.

Я не отвечаю.

Вскоре мне начинает казаться, что еще немного времени в тесных объятиях Рейза — и я закричу. Мне и в благоприятных условиях не нравится, когда меня трогают, а если учесть, что с каждым шагом лошади обожженные руки горят все сильнее, то вообще невыносимо.

Мучителен не только физический дискомфорт, но и чрезмерная, всепоглощающая близость парня, отношения с которым лучше всего описать как «пока что друг друга не поубивали». Нужно подумать о чем-нибудь постороннем. О чем угодно.

— Что ты вообще там делал прошлым вечером? — бурчу я. Он, похоже, не больше нашего знал, за чем охотился, но какова вероятность, что в поместье с сотней комнат мы могли оказаться за одной и той же запертой дверью в поисках одних и тех же сокровищ? Думаю, он осведомлен лучше, чем показывает.

Ответа не следует, и мне даже кажется, что Рейз не слышал мой вопрос. А может, решил меня игнорировать. Потом он говорит:

— В основном знакомился с симпатичными девушками.

Чтобы взглянуть ему в глаза, нужно повернуться всей болящей шеей, так что я просто смотрю между лошадиных ушей.

— Я серьезно.

— Я тоже.

Как же этот тип бесит. Если он пытается показать, что может отмахнуться от любого вопроса или попытки завязать беседу, или иронично намекает, что я инициирую беседу после того, как сама его резко заткнула, то у него получается.

— Забудь, — ворчу я.

Его это вроде бы обижает.

— А ты там чем занималась, подменыш?

— Не называй меня так. — Я пропускаю вопрос мимо ушей.

Пауза затягивается, потом он фыркает:

— Если я не могу называть тебя так, и «Сили» тоже нельзя, то как же мне к тебе обращаться?

— А как насчет вообще со мной не разговаривать?

— О, но ты сама начала разговор, Исилия.

Права была Исольда. Полным именем меня звала только мама и только если я провинилась. И пусть от Рейза оно звучит не настолько опасно, как в устах фейри, я все равно зря его назвала.

— Так еще хуже, — сообщаю я.

Мы оба сдаемся. Склон, по которому мы поднимаемся, становится круче, лошадиные копыта все сильнее скользят по каменистой дороге. Я неопытный наездник и понимаю, что делаю все неправильно, но как надо — я не знаю. Я напрягаюсь, пытаясь как можно дальше отодвинуться от Рейза, для чего приходится задействовать мышцы, о наличии которых я даже не подозревала.

Я качаюсь в седле, пытаясь балансировать за счет своего веса, но в итоге настолько смещаюсь, что теряю равновесие, раскидываю руки в стороны, чтобы удержаться, и тут у меня все внутри переворачивается, потому что я падаю.

И слышу собственный крик.

Однако я не сваливаюсь под копыта, а просто повисаю, застряв под неудобным углом, пока мои измученные мышцы не сдадутся. Лошадь прядет ушами, возмущаясь моей неуклюжестью, а я пытаюсь вцепиться в ее шею, но каждое движение лишь усугубляет ситуацию.