Александр Прозоров - Золото мертвых Страница 20

— Спасибо, княже, за милость твою, — поклонился Зверев и, памятуя, что дареному коню в зубы не смотрят, ничего более добавлять не стал. — А вы собирайтесь, сегодня в путь отправляемся. И назад, может статься, вы уже не вернетесь. Риус, беги в людскую, найди холопов моих — Пахома, Звиягу и Вторушу. Скажи, пусть коней готовят, Василия Ярославовича собирают. Мыслю, до полудня выедем. Вернуться нам сегодня надобно, а завтра снова в дорогу…

Ушкуйник

С помощью рассола, густого как масло, крепкого студня и холодного умывания Василий Ярославович к полудню действительно пришел в чувство. Гости распрощались с князем Друцким — Федор так и не встал, — и помчались домой. Вернее, попытались помчаться. Очень быстро выяснилось, что старый Лучемир совершенно не держится в седле и на рысях болтается в нем так, что, того и гляди, рухнет на землю. Волей-неволей пришлось перейти на шаг.

— Вторуша, в усадьбу скачи, — решил боярин. — Пусть сани заложат и навстречу высылают. Не то, видит Бог, лишимся кормчего, до корабля его не доставив.

Холоп кивнул, дал шпоры коню, а Василий Ярославович подъехал ближе к сыну:

— Да, вишь, как получается, Андрей… Кроме как на корабле, крупном и ладном, до имения твоего не добраться. Малую лодку покупать — токмо деньги зазря выбрасывать, да еще и вас с Полиной в опасности ввергать. Видать, придется нам открывать схрон дедовский. У детей наших золото отбирать, дабы самим ныне перебиться.

— Не нужно, отец, — покачал головой Зверев. — У меня тут двести талеров случайно образовались. Говорят, должно хватить с избытком.

— Что же ты молчишь? Тогда погонять надобно! Коли в Луки Великие нам не надобно, то до ледохода вполне успеть сможем до Новгорода! Пахом, за стариком присмотри. Мы вперед поскачем!

Уже через четыре часа путники оказались в усадьбе возле Крестового озера. После полагающейся с дороги баньки и сытного обеда снарядились для нового перехода. Поскольку хотя бы без одних саней в обозе было не обойтись, боярин решил не ужиматься и велел заложить сразу семь повозок. На них можно было посадить всех корабельщиков, трех девок княгини, а заодно взять побольше вещей для молодых супругов, четыре пищали, как уже и сам Андрей называл свои ружья, с запасом пороха, а также шесть бердышей: три для князя Сакульского, его дядьки и пока единственного холопа, и еще столько же — для корабелов, на всякий случай.

Лучемира привезли только в поздних сумерках. Старика напоили горячим вином, покормили гречей с тушеной свининой, уложили в людской. А поутру, завернув в шкуру, отнесли и уложили в те же самые сани. Пожилой кормчий даже не проснулся.

Ольга Юрьевна всплакнула на крылечке, обнимая сына и невестку, поцеловала мужа, махнула платком. Обоз выкатился в распахнутые ворота, а следом через пару минут вылетели на рысях и всадники. Путь им предстоял не близкий, а солнце грозило в любой день превратить прочную ледяную дорогу в россыпь уплывающих по реке осколков.

Знакомым путем по Окнице и Удраю они доехали до тракта на Литовское княжество, но в этот раз никуда по дороге не свернули, а пересекли ее и снова спустились на лед реки. Удрай как-то незаметно превратился в Насву, и та ближе к вечеру привела их на простор широкой Ловати. Обоз повернул на север и еще часа три двигался по раскатанному до самого льда снегу, прежде чем боярин разрешил остановиться на ночлег. Навесив лошадям торбы, люди наскоро перекусили холодными пирогами, запили их квасом и завернулись кто в шкуры, кто в долгополые тулупы и охабни. Только Звияга, поставленный караулить в первую смену, ушел в лес, и вскоре оттуда послышались мерные стуки топора.

Зато утро порадовало путников запахом настоящей, свежесваренной куриной похлебки с пшеном и репой — разведенный караульными костер полыхал всю ночь отнюдь не впустую. После горячей еды и погода показалась теплее. Возчики запрягли лошадей, сани одни за другими выкатились на лед и заскользили вниз по реке.

Широкое русло, низкие, поросшие ольхой и ивой, берега, редкие проруби, оставленные поившими лошадей путешественниками, — и так час за часом, верста за верстой. Ни единой деревни, ни прохожего, ни проезжего — никого. Словно вовсе жизни нет на могучей реке. Василий Ярославович то и дело поторапливал холопов, опасливо поглядывая на сияющее в голубом небе солнце, но даже легкие сани скорее, чем рысью, лошади тащить не могли. Да и то животные быстро выдыхались, и каждый час минут на двадцать путникам приходилось переходить на спокойный шаг. Единственное, что мог сделать своей волей боярин, — так это удлинить день. Поэтому на ночлег обоз остановился только в полной темноте. А с первыми лучами солнца невыспавшиеся люди и недовольно фыркающие лошади опять двинулись в дорогу.

Вскоре после полудня Ловать повернула на восток, и Лучемир, заворочавшись в шкуре, неожиданно громко заявил:

— А половину пути, почитай, прошли. Теперича на уменьшение пошло.

Ему никто не ответил, а река спустя пятнадцать верст передумала и вернулась к прежнему направлению. Около полудня пятого дня реку пересек зимник, вынырнувший из осинника слева и тут же скрывшийся в густом березняке на правом берегу. Широкий, метров десяти, тракт тоже поражал своей пустынностью. Видать, все, у кого имелась нужда отправиться в путь, успели сделать свои дела заблаговременно. Готовым в любой миг растаять дорогам уже никто из опытных людей не доверял. Это вызывало у Андрея нехорошее предчувствие — но изменить он все равно ничего не мог. Оставалось надеяться на удачу.

— На Руссу, похоже, поворот, — зачем-то привстал в стременах Василий Ярославович. — Стало быть, нам всего два дня осталось. Успеем!

И вправду, вскоре они миновали деревню дворов в пятнадцать, что обосновалась на пологом, обрывающемся к реке, взгорке, через два часа — еще одну. Местные провожали их взглядами, некоторые махали руками, осеняли знамением, крестились сами.

— Ничего, один переход всего остался, — буркнул себе под нос боярин. — Проскочим.

Еще один ночлег на камышовой отмели, потом два часа пути среди черных от ивняка берегов — и Ловать вдруг развела берега в стороны, открыв впереди бесконечную, до горизонта, равнину.

— Погоняй, погоняй! — крикнул боярин Лисьин. — Поспешай, косорукие! К вечеру в Новгороде будем!

Лошадки затрусили чуть быстрее, помахивая мордами и изредка вздергивая хвостами. Верста, другая, третья — и путники оказались в белой бесконечности. Белизна впереди, белизна позади, белизна по сторонам. Белый ноздреватый лед под ногами, белое, затянутое пеленой облаков небо. Даже горизонта не различишь — столь незаметно одно переходило в другое. Скачешь, скачешь, скачешь — а ничего вокруг не меняется, словно ты завяз в невидимой паутине и подпрыгиваешь на одном месте.