Дмитрий Емец - Лестница в Эдем Страница 20

Несмотря на то что ситуация была малоподходящая, Ирка не стала сдерживать улыбку.

– Я примерно знаю что, – сказала она.

– Что?

– Крайнее удовольствие!

Глава 6

Дура лэкс, сэд лэкс![1]

Главное – заставить врага сломаться и пятиться. Когда идешь обратно, «Налево – еще раз налево» превращается в «направо – еще раз направо».

– Ну и где дырки от пуль? – критически спросил Меф, дважды обойдя длинный черный автомобиль, ожидавший их у входа.

Мамай сплюнул сквозь зубы и толкнул ногой колесо.

– Нэту дирок, – сказал он.

– Что, серьезно? Не ожидал от тебя такого, – удивился Буслаев.

Мамай осклабился.

– Слюшай, зачэм абыдыт хочишь? Кагда машин с гора упал и савсэм всех убил, какой такой дырка, а? – сказал он.

Убедившись, что Мамай и здесь не изменил своим привычкам, Меф влез в автомобиль. Немного погодя к нему присоединились Дафна с котом и Арей. Мамай захлопнул за шефом дверцу, сел за руль, и длинная машина, нетерпеливо зарычав, рванулась с места.

Замелькали, расплетаясь, переулки. Завизжали тормозами потоки машин на внезапно плеснувших запретом светофорах. Голубоватой подсветкой горели приборы. Размазалось по стеклу плоское отражение от мертвенно застывшего лица Мамая.

Меф и не заметил, как они выскочили из города. Надвинувшийся вечер скрещивал лучи фар. Арей не двигался. Его тяжелая голова была опущена на руки. Рядом, отодвинувшись от него насколько возможно и настолько же придвинувшись к Мефу, сидела Даф.

– Поменяйся со мной местами, а? Не хочу я здесь! – прошептала она Мефу и, не дождавшись ответа, перебралась к окну.

Теперь Дафна и Арей оказались по краям, Буслаев же посередине между ними, да еще с нагло угнездившимся у него на коленях Депресняком.

– Хорошо сидим, э? По степени градации мрака, а? – не открывая глаз, насмешливо произнес Арей.

– Или света, – упрямо сказала Дафна.

Она не желала, чтобы мрак вновь перекинул между собой и Мефом незримый мостик общности, по которому зашагают кожаными сандалиями мертвые его легионы.

Ей подумалось, что в человеческом мире чистая победа над тьмой почти невозможна, как невозможно вброд перебраться через жидкую трясину, не запачкавшись. В конце концов, наполовину проигрыш – это наполовину победа. Главное, куда после битвы обращено лицо сражающегося.

Машину тряхнуло. Мамай ради эксперимента свернул со встречной полосы на свою, по касательной зацепив шарахнувшийся легкий грузовичок.

– Дывадацать пять! Вэсэло, а? – сказал Мамай, кинжалом делая зарубку на руле. Это он считал аварии с начала поездки.

Меф давно не смотрел на дорогу. Его больше занимала сохранность собственных брюк, которые в двух местах уже прорезал бритвенными своими когтями Депресняк. Меф попытался незаметно согнать кота с коленей, и тогда Депресняк, которому не хотелось слезать, выпустил когти уже на полную. Меф взвыл.

– Это потому, что ты его гладил! – сказала Дафна, спасая Буслаева от кота.

– Но ему же нравилось!

– Мало ли! Отдельным котам удовольствие строго противопоказано! От удовольствия они начинают мурлыкать и выпускать когти, – подтвердила Дафна.

– Зоркое наблюдение, светлая! Большинству людей счастье тоже противопоказано. Они мгновенно начинают искать, чем себя наказать, и чуть ли не битое стекло грызут, – насмешливо подал голос Арей.

– Может, проще и честнее поделиться лишним счастьем, урезать себя в чем-то осознанно? Когда у машины работают тормоза, можно позволить себе не врезаться для торможения в столб, – предложила Дафна.

Ей не нравилось, когда мрак выкидывает логические обманки. Арей зевнул и не ответил. Такая уж была у него манера – не слышать вопросов, которые ему неинтересны либо невыгодны.

В дороге Мефу не понравилось. Ехать из Москвы в Питер на автомобиле удовольствие примерно в половинку от серединки от ниже среднего. Особенно если автомобиль то и дело исчезает во время обгонов и после материализуется на трассе километрах в трех впереди, почти под колесами у встречного трейлера.

В Питер они приехали посреди ночи. Промчавшись по центру города, в районе канала Грибоедова Мамай резко свернул направо. Здесь он бесцеремонно припарковался в столб и, обежав автомобиль, открыл шефу дверцу.

Арей грузно вылез, разминая затекшие колени. Улита уже встречала их, нетерпеливо прохаживаясь у низкого, с фигурной ковкой заборчика.

– Шеф! Пока я вас ждала, у меня замерзли ноги! – сказала она капризно. – Давайте уволим этого водителя-чайника! Ему только на тракторе без прав по селу гонять!

Мамай позеленел от ярости и схватился за саблю, однако встретил прищуренный взгляд Арея и мгновенно растаял в ночи вместе с автомобилем.

Улита о чем-то вспомнила и, замахав руками, подала знак. Грянул оркестр, и тотчас за спиной ведьмы, в луче вспыхнувшего прожектора, проявился почетный караул местных суккубов. Все поджарые, смуглые, обмундированные как кавалергарды.

Между ними, улыбаясь, прохаживались три девицы в кокошниках. Косы до пояса, румянец до диатеза. Средняя держала на полотенце хлеб-соль. Она была красива до одурения, до страстного щемления, но глаза у нее были нехорошие, остановившиеся, влажно-бессмысленные, точно у мертвого барана.

– Ага! Суккуб! – понял Меф и не ошибся.

Это был безошибочный признак. Не просто так говорится, что глаза – зеркало души. Суккубы же, как души не имеющие, не могут имитировать и взгляда. Сколько ни бился с ними Лигул, ни орал, ни плевался – так ничего и не достиг. Только даром потратил время и сослал пару сотен бедолаг в Нижний Тартар на полное растворение.

По сигналу Улиты все три девушки белыми лебедицами поплыли к Арею. Мечник, не любивший суккубьего духа, поморщился, махнул рукой, и девицы тотчас исчезли, обрушившись на асфальт пустой грудой народных костюмов.

– Улита! Что ты тут устроила? – спросил он недовольно.

Ведьма подняла с асфальта каравай, подула на него и, откусив кусок с краю, начала жевать.

– Нормально пропеклось. Можно было не волноваться, – услышал Меф ее озабоченное бормотание.

– Улита! Я, кажется, задал вопрос! – повысил голос начальник русского отдела.

Секретарша подбоченилась.

– Интересный фортель! Человек старается, ночей не спит, возится с этими уродскими суккубами, чтобы они рядом друг с другом стоять хотя бы без рож смогли, а ему такое говорят!.. Все, считайте меня с первого числа уволенной по собственному желанию!

Арей примирительно хмыкнул.

– Ладно. Признаю, что был не прав. Дом-то покажешь?

Улита, все еще немного обиженная, но уже заметно смягчившаяся, подала кому-то знак.