Норман Сеймон - Шаман Страница 20

Патруль, пролетавший над этим участком Степи, обнаружил диких людей почти перед самым закатом. Командиру Диткусу хотелось опуститься немедленно и совершить облаву, после чего можно было бы сразу и возвращаться к привычному образу жизни в маленьком городе, но воздушный поток, в котором они оказались, был слишком широк. На то, чтобы покинуть его, пришлось потратить много времени, наполненные газом шары отнесло далеко в сторону, и в результате предводителю пришлось решать нелегкую задачу.

Идти пешком, рискуя тем, что люди их заметили и покинули место стоянки - или же снова поднимать шары в воздух и лететь ночью, что предполагало опасную посадку в темноте? Диткус решился на пеший переход: он заметил тушу огромной Гусеницы, возле которой пировали люди. Охотник не уйдет от такой богатой добычи, будь то человек, скорпион или смертоносец. И командир патруля оказался прав.

Давно уже не выпадало такой удачи - целое племя! Да еще на ровном, как стол, участке Степи, где укрыться просто невозможно. Патрульные радовались всю дорогу, испытывая блаженство от одного только предвкушения охоты, за которой последует пиршество. Человечина в этих местах редкость, не то что в городе…

Исполнение плана оказалось на удивление простым: люди никуда не ушли, сопротивляться гипнотическим ударам ужаса не умели, и даже более того - никто не пытался убежать! Племя чуть ли не помогало опутывать себя паутиной, и на весь захват ушло очень мало времени. Теперь Диткус медленно ходил кругами вокруг собранных вместе людей и рассматривал их.

Мелкие экземпляры, да и не слишком мясные. Самцов, достойных быть отправленными в город для улучшения постоянно портящейся людской породы, и вовсе нет. Очень мало детей. Мало стариков. Общее число схваченных - семьдесят три, вот только, кажется, есть несколько мертвых, не выдержавших ужаса.

Пауки уже не посылали на людей импульсы страха, и теперь те могли их рассмотреть -настолько, насколько позволял разгоравшийся рассвет. Изумление, досада, и снова ужас - вот, что читалось на лицах. Диткус приказал достать из толпы мертвых: ни к чему, чтобы пища пропадала, патрульные голодны. Тут же он послал подчиненным еще один импульс, с дополнительным распоряжением взять также и стариков. «Вы еще испугаетесь по-настоящему, дикие люди, прямо сейчас, когда увидите нашу трапезу», - подумалось командиру.

Сойла дико закричала, когда к ней прикоснулась мохнатая лапа, но ее лишь отодвинули в сторону, чтобы дотянуться до Ма. Старуха завыла, прикусив губу до крови, запричитала что-то, обращаясь к паукам, но понять ее было невозможно. За ней, связанный той же нитью, поволокся Стэфи, который пытался зацепиться торчащей из-под паутины рукой за соседей. Впрочем, мальчика паук тут же отделил и положил обратно с некоторой даже бережностью. Потом смертоносцы так же аккуратно изъяли четырех погибших от ужаса женщин и других стариков, в том числе и Турна.

- Что нам делать?.. Это боги, Турн?.. Ведь они как пауки, ты нам не говорил! Что они с тобой сделают? - обращались к старейшине связанные охотники, но ответом им было молчание. Старик просто не знал, что сказать.

Семерым восьмилапым досталось как раз по человеку. Конечно, пища была неравноценной -мертвый человек, пусть и не успевший остыть, по сравнению с живым не такое уж и лакомство. Пауки встали полукругом и застыли. Люди не слышали их разговора, который можно было бы расценить как короткий спор. Вообще-то, общение шести почти равных по возрасту и положению смертоносцев могло бы и затянуться, но Диткус, выслушав каждого, принял решение единолично. Себе он выбрал среднее - живого, но тощего старика-самца. Это был Турн.

После этого пауки приступили к трапезе. Женщины и некоторые охотники завыли, закрывая глаза, дети завизжали. Пожирание мертвых тел не привлекало особого внимания по сравнению с тем, что происходило с еще живыми.

Ближе всех к Сойле оказался Турн, за ним лежала Ма. Прежде всего пауки спеленали своих жертв еще крепче, до полной неподвижности, как это делали шатровики с мухами, потом последовали укусы - в ногу стерпевшему старику и в бок его завизжавшей соседке.

Смертоносцы вспрыснули в тела пищеварительный фермент, который стал распространяться под кожей, размягчая ткани, превращая их в легкое для усвоения желе. Строгое дозирование позволяло ввести ровно столько пищеварительного сока, чтобы не убить жертву, а лишь приготовить к употреблению часть ее тела, однако неопытный патрульный, которому досталась Ма, отчего-то укусил ее в левый бок. Старуха немного покричала и умерла.

Турн почувствовал, как его нога превратилась в неподвластный ему кусок мяса. Это произошло постепенно, жгучее, едкое страдание распространялась от раны вверх, до самого паха. Вскоре послышалось сосущее чавканье и, приподняв голову, старейшина встретился взглядом с глазами паука, сосредоточенно пожиравшего свою пищу. Боль была острой, но терпимой, нервы просто не полностью успели отмереть, но отвращение…

Старик бессильно уронил голову, и его стошнило. Почти сразу же это произошло и со многими соплеменниками. Омерзительно было все - способ, зрелище, звуки, сама суть происходящего.

- Они пожрут нас всех! Они вот так пожрут нас всех! - вдруг зашлась криком Тина, ее тело забилось в конвульсиях. - Не хочу, не хочу, нет, нет, нет!

Малыш Стэфи прижал лицо к плечу Сойлы, и ей до слез захотелось его погладить. Мальчик тихо всхлипывал, но паутина держала крепко. Девушка не могла отвести взгляда от пожирающего Турна паука. В пищу пошла уже вторая нога. Еще немного, и весь старик скроется в этом гнусном, мерзком мешковатом брюхе, и тогда… Тогда наступит очередь других.

Сойла закрыла глаза и попыталась не дышать - это был единственный доступный ей способ самоубийства.

Ничего не вышло. Жадно хватая ртом воздух, она открыла глаза и, когда темные круги перед глазами исчезли, увидела чистое, голубое небо Степи. Солнце было уже высоко, последний день племени Пожирателей Гусениц начался. А пауки вдруг забеспокоились.

ГЛАВА 5

Старший брат шагал широко, почти не глядя под ноги, свободно размахивая пустыми руками. Поспешавший за ним Клас не мог себя заставить вот так же отрешиться от всего, принять неизбежность смерти и забыть страх. То и дело он поводил копьем над травой, отшатывался от неожиданного шуршания, подскакивал, наступая на неровности.

Племя изгнало его, а потом погибло. Боги спустились с небес и оказались огромными пауками. Наверное, они пожрут всех. И Сойлу, и Ма, и Турна. Всех…

Мир рухнул - прежняя жизнь исчезла навсегда, и уже никогда не станет такой, как раньше. Только Степь не изменилась со вчерашнего дня, оставаясь все такой же злой и опасной, да еще брат по-прежнему верен себе - такой же храбрый и сильный. Впрочем, нет, Эль тоже изменился: говорит на непонятном Класу языке. Правда, на самом-то деле на непонятном языке говорит не брат, а он сам, но какая разница…