Сергей Морозов - Приключения Красной Беретки Страница 20

— Знаешь, что меня удивило? Они простые, эти законы. В последнее время я просмотрела кучу книг, а сколько книг я просто видела… это не прочитать. Конечно, я понимаю, что сколько людей – столько и внутренних вселенных, и каждая внутренняя вселенная хочет выйти во внешнюю… А во сне мне всё так просто понимать…

— Возможно, ваш сон просто упростил данные. Вы смотрели книги, анализировали книги, что‑то отложилось в сознании, что‑то в подсознании, а во сне все сложилось в простую систему.

— Скелет, ты говорил, что есть какая‑то книга. В ней есть подробности?

— Нет, та книга посвящена другому вопросу. Книги могут раскрывать законы мироздания, а могут маскировать. Нет такого понятия – доверять книгам. К ним нужно относиться крайне критически. Но может быть так, что автор специально рассматривает только один из аспектов мироздания, чтобы книга не вызвала отторжения читателя своей целостностью, потому что целостность – это вызов ограниченности человеческого восприятия. Вы прочитали много книг, и в вашем сознании, в вашей внутренней вселенной сложилось верное отражение вселенной внешней, в том числе и божественных законов мироздания – потому что то, что отвергали, в том числе чисто психологически, авторы одних книг, не отвергали авторы других книг.

— Наверно, потому что у меня есть какой‑то аппарат божественного восприятия.

— Этот аппарат – ваша божественность.

Беретка улыбнулась и даже оглянулась, посмотрев на Скелета.

— Да… правда. Размноженные сущности сходятся в основные сущности.

— Но во внешнем мире, в мире, где вы живете, все происходит наоборот. Ваше сознание само запускает процессы синтеза. А окружающая масса находится в процессе распада. Вы приобретаете – они теряют.

— Что ты имеешь в виду под массой?

— Масса – это собрание людей, лишенных талантов, ярких и интересных способностей, людей взаимозаменяемых и в общем неинтересных. Я продолжу. Вы открываете божественные истины, а они городят псевдокультурные конструкции, чтобы эти истины похоронить.

— Но ведь это невозможно. Божественный мир живет по божественным законам. Что же, они занимаются хроническим самоубийством?

— Да. При всем множестве форм сущность их поведения самоубийственна. Они любят говорить об изменении природы человека. Но природа человека определена законами мироздания, да, она может меняться, но только в соответствии с этими законами.

— А ведь у этого процесса было начало… Ведь отказ от поклонения божественному когда‑то произошел.

— Эти отказы происходят постоянно. Сначала культура развивается, потом строит цивилизацию, а потом, когда она достигает каких‑то успехов, многим кажется, что человек достаточно велик, чтобы бросить вызов законам мироздания.

— Это как‑то слишком размыто… Назови точку.

— Выход человека на первое место в иерархии ценностей.

— Какого человека?

— Никакого. Никакого во всех смыслах. Ничего из себя не представляющего. Никчемного.

— Что же выходит… Чтобы этот человек вышел на первое место, он должен сначала раскидать, например, героев, потом императоров, а потом только приняться за богов… Как это у него получалось? Но он же никчемный, да?

— Героев уничтожают императоры, и делают они это при поддержке масс. Массы боятся героев и потому поддерживают такие начинания императоров. А императоры ввязываются в войны, и им самим оказывается нужна поддержка масс. Так массы выходят на историческую сцену. Но массы – они именно усредненные, они даже ниже среднего уровня в силу того, что все, кто над массами – не в массах. Императоры живут среди масс и принимают их принципы, принимают их восприятие. Императоры как и массы боятся героев, так что представители масс рано или поздно окружают императоров. И императоры растворяются в массах. Одновременно масса деградирует. Масса как таковая заменяется массой солдат, а императоры заменяются солдатскими императорами. Разумеется, я все упростил…

— А, умножил сущности… – Беретка улыбнулась, — вот откуда кучи книг берутся!

— Чуть–чуть. Я могу сказать иначе, но не столь доказательно. Масса отвергает органические формы культуры. Масса – это бесформенное, преследующее форму и иерархию. Масса – это конец, радикальное ничто.

— Тот же закат, я правильно поняла?

— Да, тот самый закат.

— И наше время – это время после заката. Но если масса – это конец, почему масса чувствуется?

— Человеку ночи трудно представить, какой силой обладала масса заката. Масса чувствуется, но она проходит. Хотя бы потому, что божественные законы возвращаются.

— Это определенно многим не понравится.

— Серому, никакому, никчемному человеку сначала не хочется следовать этим законам, а потом, когда в результате отступничества он приходит в состояние физического упадка, становится невозможно этим законам следовать.

— И следует очищение мира. Божественное очищение. И приходит Кали.

Кабриолет. Ноябрь

Беретка никогда бы не подумала, что такая организация жизненного пространства могла бы быть интересной. Но стиль чувствовался. Темный пластик, оттенки черного и нержавеющая сталь. Ничего лишнего. Были диван, несколько кресел, круглый столик посередине, стол с компьютером в углу, а большая часть стен была закрыта шкафчиками. Только на одной, напротив дивана, висела громадная плазменная панель телевизора. Все было черным, матовым, блестящим.

— А живу я на втором этаже. Никаких посетителей не планируется, так что тебя устроим на этом диване. Да даже если бы и планировалось… Не важно.

— Как насчет кофе?

— Кофе ближе к вечеру?…

— Тогда с коньяком… Сейчас я все приготовлю.

---

Беретка продолжала рассматривать. На стене висел крупноформатный перекидной календарь с девушкой. Взгляд Беретки на нем случайно остановился.

— Да, это ведь твой календарь, — сказала Келли.

— Что значит мой?

— Твой… ты что, не знаешь?

— А что я должна знать?

Это был календарь на текущий год Быка. Келли подошла к календарю, сняла его и открыла на месяце март. На фото была изображена улыбающаяся Беретка в коротком сарафанчике, держащая под уздцы лошадь Фермера.

— Какая прелесть! – глаза Беретки широко раскрылись, — А я и забыла! Это было больше года назад, приехал фотограф и предложил сняться… Но тогда… Тогда я могла быть известна этому убитому из Полиса… тогда… тогда… тогда он действительно мог направляться ко мне… Как раз в апреле, после месяца март…

— Странно, что ты не знала про календарь.

— Да мне никто не сказал.

— Как интересно все складывается. Ты ведь никого не знаешь в Полисе… Кроме меня. И у тебя тут почему‑то оказался враг. Кофе готов. Много пить не будем, — Келли поставила чашки на столик, — забери календарь и отнеси его в полицию.