Сюзанна Кларк - Дамы из Грейс-Адье и другие истории Страница 21

Признаться, я не ценитель подобного юмора.

Тем временем, старуха притащила откуда-то тряпицу и собиралась завернуть в нее младенца.

— Стойте! Это совершенно недопустимо, сэр! — воскликнул я. — Просто немыслимо! Неужели у вас нет куска ткани почище?

Все трое изумленно уставились на меня. Затем джентльмен улыбнулся и промолвил:

— У вас поразительное зрение, мистер Симонелли! Чем вам не угодила эта белоснежная льняная материя лучшей выделки?

— Всем, — раздраженно ответил я. — По мне, так это грязная тряпка, которой я побрезговал бы вытереть собственные сапоги!

— Да что вы! — казалось, джентльмен слегка удивился. — А Дандо? Какое впечатление вы составили о нем? Разве вы не заметили рубиновых пряжек на его туфлях? Нет? А камзола из желтого бархата и сверкающего меча?

Я отрицательно замотал головой. (На самом деле Дандо был одет в том же вычурном старомодном стиле, что и его господин, и от пяток до макушки производил впечатление оборванного и развязного негодяя, каковым, без сомнения, и являлся. Он носил грубые сапоги до бедра, пучок изорванных грязных кружев на шее и видавшую виды треуголку).

Пару мгновений джентльмен задумчиво меня рассматривал.

— Мистер Симонелли, — промолвил он наконец, — у вас удивительное лицо! Эти блестящие глаза и темные густые ресницы! Этот благородный изгиб бровей! Каждая черта вопиет об удивительном сходстве с моим родом! Будьте любезны, подойдите к зеркалу и станьте рядом со мною.

Я сделал, как он просил. Если забыть о цвете лица (его — коричневое, словно буковая мачта, мое — белое, как глянцевая бумага), сходство между нами поражало! Все, что раздражало и пугало меня в собственном лице, повторялось в лице джентльмена: те же удлиненные брови, напоминавшие мазки краски, взлетали вверх изящным завитком, те же полуопущенные веки придавали лицу выражение вялого высокомерия, та же крошечная темная родинка разместилась прямо под правым глазом.

— Кажется, я понял! — вскричал джентльмен. — Как звали вашего отца?

— Симонелли, — отвечал я с улыбкой, — вне всяких сомнений.

— Где вы родились?

Я помедлил.

— В Генуе.

— А как звали вашу мать?

— Френсис Симон.

— Откуда родом она?

— Из Йорка.

Джентльмен достал из стола обрывок бумаги и принялся покрывать его записями.

— Симон и Симонелли, — промолвил он, — разве не удивительно? — Он словно ждал, что на него снизойдет озарение, которое раскроет тайну моей родословной, но, увы. Джентльмен был явно разочарован. — Впрочем, не важно. Какова бы ни была связь между нами, мистер Симонелли, рано или поздно я ее раскрою. Вы оказали мне большую услугу, и я намеревался щедро отблагодарить вас, но платить родственнику? Члены одного клана должны выручать друг друга по закону родства. — Он улыбнулся своей ленивой и проницательной улыбкой. — Именно поэтому я берусь разгадать тайну вашего рождения.

Так вот чем был вызван живой интерес джентльмена к моей внешности и моему роду-племени — он просто хотел на мне сэкономить! Как легко ему удалось обвести меня вокруг пальца! Я сухо сообщил джентльмену, что назначен новым приходским священником и надеюсь увидеть его на воскресной проповеди.

Однако джентльмен лишь улыбнулся и промолвил:

— Здесь не ваш приход. Согласно древнему договору, я владею этим домом — усадьбой Всех Надежд, но вот уже много лет дом и деревня разделены и, как видите, находятся друг от друга на приличном расстоянии.

Я не мог взять в толк, о чем он толкует. Поэтому развернулся и вместе с Дандо, который должен был проводить меня до деревни, направился к выходу. Однако у дверей библиотеки я оглянулся и заметил:

— А ведь вы, сэр, так и не назвали мне своего имени.

— Меня зовут Джон Каблук, — с улыбкой отвечал он.

Готов поклясться, что как только за мною захлопнулась дверь, я услышал, как лопату задвинули в печь и принялись ворошить угли.

Обратный путь оказался гораздо менее приятным. Луну закрывали облака, дождь лил немилосердно. Дандо летел вперед с тем же безрассудством, что и его хозяин, и каждую секунду я ждал, что мы свернем себе шеи. Вот показались огни деревни. Я спешился с вороного и обернулся к Дандо, но в то же мгновение, как слуга подхватил поводья моей лошади, его и след простыл. Я шагнул вперед и тут же споткнулся о свой дорожный сундук и связку книг. Полагаю, что до сего времени они оставались на попечении Дандо, ибо я о них и думать забыл.

В двух шагах от меня располагались несколько убогих фермерских домов. Чуть правее на некотором расстоянии в темноте сияли полдюжины окон. Их размер и симметричное расположение навели меня на мысли о теплой комнате, сытном ужине и удобных диванах. По крайней мере, здесь должны обитать не простые селяне, а люди образованные и с достатком.

На стук открыла опрятная служанка. Я осведомился, не дом ли это мистера Газеркоула? Служанка отвечала, что адмирал утонул шесть лет назад.

— А вы, наверное, новый священник? — спросила она.

Опрятная служанка оставила меня в прихожей, а сама отправилась доложить хозяевам. Я решил осмотреться. Древние плиты пола аккуратно подметались. Яркий блеск дубовых шкафов, ореховых комодов и маленьких столиков свидетельствовал, что воска в этом доме не жалели. Каждую поверхность украшали образцы дамского рукоделия. Чистота, утонченность и изящество вокруг никак не вязались с моим обликом. С ног до головы я был заляпан грязью, а платье мое находилось в совершеннейшем беспорядке. Впрочем, этого и следовало ожидать. Несколько часов я провёл в седле под дождем, пока скакал туманными перелесками, не разбирая дороги, не говоря уже о тяжких трудах у постели умирающей роженицы. В довершение всего я был покрыт каким-то чёрным жиром — естественное следствие краткого пребывания в доме Джона Каблука.

Опрятная служанка пригласила меня в гостиную, где две дамы томились любопытством, что за священник им достался. С грузной величавостью одна из них встала и представилась миссис Газеркоул, вдовой адмирала. Другая, миссис Эдмонд, оказалась его сестрой.

Старинный раскладной стол был застелен белоснежной льняной скатертью. Ужин выглядел весьма аппетитно. На столе стояли блюда с куриным фрикасе и запеченными устрицами. Был еще яблочный пирог, уэнслидейлский сыр, графин с вином и бокалы.

Кроме моего, миссис Газеркоул держала в руке еще одно письмо — я разглядел отвратительные каракули доктора Протеро.

— Симонелли — фамилия итальянская, не так ли? — спросила миссис Газеркоул.

— Да, мадам, но обладатель этой фамилии, коего вы видите перед собой, имеет честь быть англичанином.

Она не стала развивать эту тему, чем несказанно меня обрадовала, ибо я не был расположен повторять те выдумки, каковые мне уже пришлось излагать сегодня.

Хозяйка подняла письмо Протеро, несколько неуверенным тоном зачитала похвалы моей учености, и принялась расписывать дом, где мне предстояло поселиться. Она рассуждала, что если домом много лет владеет пожилой джентльмен (как в нашем случае), строение неизбежно ветшает. Миссис Газеркоул опасалась, что мне придется многое восстанавливать, а это неизбежно потребует немалых затрат. Впрочем, джентльмена со средствами подобными трудностями не испугать. Она продолжала в том же духе, а я молча уставился в огонь.

Я был измучен до полусмерти, но понимал, что произошло недоразумение, и мой долг — поскорее его исправить. Я встряхнулся и промолвил:

— Мадам, вас ввели в заблуждение. У меня нет состояния.

— Значит, у вас должны быть наличные, — предположила она, — или ценные бумаги.

— Нет, мадам. Ничего такого.

Наступило краткое молчание.

— Мистер Симонелли, — начала хозяйка, — у нас маленький приход, а прихожане в большинстве своем бедны. Годовой доход — не более пятидесяти фунтов. Джентльмену на это не прожить.

Слишком поздно проник я в вероломный замысел Протеро, задумавшего похоронить меня в бедности и безвестности! Но что мне оставалось? У меня не было денег, как не было иллюзий, что мои многочисленные недруги в Кембридже, раз избавившись от меня, позволят мне вернуться назад. Я вздохнул и что-то пробормотал о скромности моих запросов.

Миссис Газеркоул издала краткий неприятный смешок:

— Возможно, ваши запросы и отличаются известной скромностью, мистер Симонелли, но вряд ли ваша супруга согласится с вами, когда узнает, какой суммой ей придется располагать на ведение хозяйства.

— Супруга, мадам? — потрясенно промолвил я.

— Ведь вы женаты, мистер Симонелли, не так ли?

— Я, мадам? Нет, мадам!

Новое молчание, что последовало за моим ответом, оказалось гораздо продолжительнее. — Не знаю, что и сказать, — наконец промолвила хозяйка. Я полагала, что мои наставления были достаточно четкими. Почтенный женатый джентльмен с состоянием. И о чем только думал Протеро! Я уже отказала одному холостому молодому человеку, однако, по крайней мере, у него было шесть сотен в год!