Рэй Карсон - Книга шипов и огня Страница 21

Из дремоты меня вырывает стук в дверь. Химена откладывает шитье — она кроила просторную юбку из местной ткани — и подходит к двери.

Она едва приоткрывает дверь, и оттуда доносится приглушенный мужской голос.

— Они отдыхают, — отвечает Химена.

— Кто там? — шепчу я с постели.

— Прошу прощения, минутку, — говорит она визитеру и подходит ко мне. — Это генерал Луз-Мануэль. Снова.

— Я не могу отказать ему дважды, — шепотом говорю я. Хорошо, что у Косме сегодня выходной и она не имеет возможности подслушивать мою встречу с генералом. Я спрыгиваю с кровати, Химена подает мне парадную накидку. Я набрасываю ее на плечи и завязываю под горлом.

Химена заговорщицки закатывает глаза, а потом открывает дверь.

— Прошу, входите, генерал.

Генерал стремительно входит, как будто боится, что я передумаю. Он худой и сутулый, с лысой макушкой и усами того же фасона, что у лорда Гектора — да и у всей королевской стражи.

Мысль о лорде Гекторе вызывает у меня улыбку. Я была бы рада снова увидеть его, одного из немногих, кто был ко мне действительно добр с момента моего приезда.

— Ваше высочество. — Генерал низко кланяется.

— Генерал Луз-Мануэль. Прошу прощения за мою неподготовленность к приему гостей.

Он машет рукой в ответ на мои извинения.

— Вы часто плохо себя чувствуете, ваше высочество? — В его глазах отражается беспокойство.

— После служб я всегда без сил, — отвечаю я. — Вы не находите таинство боли эмоционально опустошающим?

Он только пожимает плечами.

— Причина моего прихода в том… — Он смотрит в пол. — Я был избран для того, чтобы пригласить вас… эм-м… официально… участвовать в следующем заседании Совета.

Совет пяти Джойи Д'Арена. Совет Алехандро, состоящий из высокопоставленных дворян и офицеров. Сейчас мне нужно быть осторожной, чтобы они не смогли манипулировать мною в отсутствие короля.

— Естественно, я буду рада принять участие. Однако не уверена в том, что смогу что-то предложить.

Он прочищает кашлем горло. Возможно, его злит, что ему приходится выполнять роль мальчика-посыльного, а может, он не согласен с решением Совета пригласить ребенка на заседание.

— Мы готовимся к войне с Инвьернами. — Как и моя сестра в письме, он говорит о войне как о предопределенном деле. — Поэтому мы бы хотели видеть представителя Оровалле на следующем заседании.

В этом есть смысл. Если народ Джойи до сих пор не знает о моем браке с Алехандро, то он также не знает и о том, что мой отец обещал армию. Но это именно то, о чем меня предупреждал Алехандро, так что я понимаю, что надо продолжать играть дальше.

— Когда состоится следующее заседание?

— Ровно через неделю, считая со вчерашнего дня. Сразу после обеда.

— Я буду присутствовать, — говорю я ему с самой уверенной своей улыбкой.

После того как он уходит, Химена поднимает глаза от шитья. Меня всегда поражает, что для любых гостей она остается совершенно невидимой. С их стороны глупо не обращать внимания на мою няню, ибо она ничего не пропускает.

— Будь осторожна с Советом пяти, солнышко, — говорит она. — Судя по тому, что о них говорят, они достаточно умны, чтобы оставить не у дел даже Хуану-Алодию.

Я сердито смотрю на нее. Вот и она сравнивает меня с моей сестрой.

— Я могу справиться с ними, — резко отвечаю я.

— Я и не говорила, что не можешь. Просто будь осторожна. Будь умнее Алодии.

Я смотрю на покрывало, чувствуя стыд за то, что усомнилась в ней.

— Я попробую.

Химена долго не ложится, дошивая мою юбку. Я читаю Священный текст, но даже мои любимые пассажи сейчас кажутся мне неинтересными. Я продолжаю посматривать на няню. Раздражение борется с любовью, когда я вижу, как она поздней ночью пытается совладать с пуговицами и жатым шелком. Она так самоотверженно трудится ради моего блага, а я сегодня собираюсь предать ее.

В конце концов она собирает ткани вместе и поднимается, зевая.

— Прошу прощения, солнышко, но я уже не вижу стежков. Придется закончить завтра.

Я запечатлеваю ее лицо в своей памяти, круглые щеки, возникшие от постоянных тревог морщины на висках. Если бы у меня было больше времени с Аньяхи, чтобы я могла хорошенько запомнить ее лицо. Образ ее смеющихся глаз уже стирается из моей памяти, и я не могу точно припомнить, были ли ее глаза на одном уровне с моими или же она была чуть выше.

— Благодарю, Химена. Юбка замечательная.

Она наклоняется ко мне и целует в лоб.

— Спи спокойно, Элиза.

К счастью, свет из ее комнаты, проникающий на пол атриума, гаснет почти немедленно, и я остаюсь с широко раскрытыми глазами в прохладной тьме.

Я выжидаю.

Мои веки тяжелеют, но стресс удерживает меня от сна. Я не решаюсь зажечь свечу, чтобы продолжить читать. Спустя некоторое время я поднимаюсь с постели, чтобы, обувшись в бесшумные туфли, пересечь холл.

Звук монастырских колоколов, звучащий в отдалении, но отчетливо слышный, влетает в комнату с балкона и объявляет о наступлении полуночи. Я медлю на краю атриума, прислушиваясь, не шевелится ли Химена. Наконец я закутываюсь в длинную накидку и прокрадываюсь за дверь.

Коридоры безмолвно мерцают. Редкие факелы отбрасывают необычные узоры на блестящий песчаник, и я едва удерживаюсь от смеха, так красив ночью чудовищный дворец Алехандро. Меня пугает мысль, что меня могут заметить. Мой силуэт более чем узнаваем, достаточно даже беглого взгляда на меня.

Я ругаю себя за трусость. Я имею полное право ходить по коридорам среди ночи, как и все остальные. Убедительное оправдание было бы не так трудно найти. Однако мои колени ноют, потому что я стараюсь ступать осторожно и тихо, а когда я наконец добираюсь до деревянных дверей монастыря, у меня сводит челюсти, так сильно я, сосредоточившись, сжимаю их.

Я торопливо прохожу за дверь и на цыпочках добираюсь до библиотеки. В высокие окна просачивается достаточно лунного света, чтобы я могла найти дорогу к хранилищу древних документов. Я усаживаюсь на высокий табурет переписчика.

Долго ждать не приходится. Пятно от света свечи оповещает о приходе отца Никандро. Я поднимаю глаза, пораженная его бесшумной походкой.

— Ваше высочество, — шепчет он. — Вы использовали наше самое святое таинство, чтобы вызвать меня сюда. Верю, у вас есть веская на то причина.

Мои плечи опадают.

— Простите, отец. Я думала, это лучшее… — Я пожимаю плечами, не в силах взглянуть ему в лицо.

Он садится рядом со мной, установив подсвечник на столе между нами. В мерцающем свете я вижу древние свитки на полках, готовые к копированию куски пергамента, деревянные футляры, хранящие самые старые, особо чувствительные к свету рукописи, и вдруг я понимаю, что заставила его нарушить еще одну профессиональную догму.