Лилия Касмасова - Инферняня (СИ) Страница 21

— Знаю, — сказал Томас. — И я уже узнал, что он не живет здесь, он останавливался на несколько часов, вчера, чтобы порепетировать перед актерскими курсами. А после них уехал на работу.

Потом Томас сделал звонок и всегда — на — службе Боб выяснил, что шейх только что расплатился карточкой в «Тиффани», а режиссер неизвестно где, но едва объявится, Боб даст знать.

— Это не шейх, — сказал Томас, сложив телефон. — Никто не станет похищать полубога и отправляться разгуливать по ювелирным.

— Конечно, не шейх! — вскричала я. — Знаешь, у кого в знакомых ходят знаменитые режиссеры?

— Неужели у актрис, — без энтузиазма отозвался Томас.

Конечно, чего ему радоваться, когда такая блестящая идея пришла в голову вовсе не ему!

— Тебе не кажется, — сказал Томас, — что посылать знаменитость похищать сына — глупость? Его узнает каждый встречный! Не говоря уже о том, что знаменитость не захочет быть замешанной в таком скандале.

— Да они постоянно замешаны в скандалах!

— Но не в похищении ребенка. Это уже криминал.

— Но Джемисон его мать! Так что это никакой не криминал, а восстановление справедливости! А Швайгер — он, может, ее новый бойфренд, вот он и согласился ей помочь!

— Ну да, — иронично сказал Томас. — А у Опры роман с президентом Бушем…

— Хм… Если предположить…

Томас оборвал мои слова:

— Тебе всюду мерещатся любовные интриги.

— Да на них мир держится!

— Смотри поменьше сериалов.

Я осмотрелась, ища, чем стукнуть его по голове. Но едва увидела подходящий предмет — вазу с цветами, как у Томаса зазвонил телефон. Боб.

Томас выслушал, сложил мобильный и сказал:

— Знаешь, что поделывает твой Швайгер? Он в «Сезонах», обедает с шишками из «Уорнер Бразерс».

— Ну и что…

— А то. Что это явно ни шейх и ни Швайгер. Но я все же поговорю с ними, вдруг они что‑то видели. А тебе лучше вернуться домой и ждать Гермеса.

— Думаешь, я когда‑нибудь его дождусь?! Я поеду с тобой.

Он не сказал «Зачем?» или «Без тебя обойдусь». Он сказал:

— Хорошо, — и даже улыбнулся.

Почему?

Шейх оказался смуглым старым дядькой, завернутым в какие‑то простыни. Около него толпились продавцы и телохранители, и я не представляла, как мы сможем не то что поговорить с ним, а просто подойти.

К нам подошел продавец и спросил, может ли он нам помочь. Я едва не сказала: «Нет. Мы просто зашли поговорить с мистером шейхом», но Томас ответил:

— Да. Я хотел купить подарок своей девушке, — и кивнул на меня.

Я заулыбалась, как последняя идиотка.

— Что примерно и на какую сумму? — спросил продавец довольно снисходительно, надо заметить.

Но ведь одеты мы были вполне! Я в новой куртке, между прочим — две недели назад купила! И джинсы на мне сидят, по — моему, вполне себе неплохо.

— Что‑нибудь уникальное, — Томас вытащил из потрепанного портмоне какую‑то сверкающую ВИЗУ, и продолжил, постукивая ею по столу и многозначительно глядя на продавца: — Возможно, то, что вы и в витрине не выставляете.

Карточка превратила продавца в ручного зверька, он масленно улыбнулся, сказал:

— Конечно, сэр, у нас есть такие вещи. Секунду. Вы можете пока присесть, — и скользнул за дверь в глубине.

Не успела я спросить Томаса, зачем ему драгоценности, как он прошептал:

— Задержи дыхание насколько можешь.

Я кивнула, набрала побольше воздуха, он наполовину вытащил из кармана пальто какой‑то флакон, брызнул несколько раз и проговорил:

— Томас Дабкин, владелец отеля «Ритц».

Уж не едет ли у него крыша?

Он кивнул мне — типа, можешь дышать, и с широкой улыбкой направился к толпе, окружавшей шейха, как раз в тот момент, когда за прилавок вернулся продавец с несколькими бархатными коробочками.

— А мистер… — огорченно начал он.

— Встретил знакомого, — сказала я и направилась вслед за Томасом.

Продавцы и телохранители стали восклицать:

— О, мистер Дабкин. Как поживаете, сэр?

На что Томас снисходительно кивал. Шейх развернулся и, увидев Томаса, улыбнулся и заговорил по — арабски. (Ну, наверное, по — арабски. Потому что шейхи же живут в Арабских Эмиратах… Вроде бы…)

И Томас по — арабски ему ответил! А потом они еще говорили с минуту, после чего Томас подошел ко мне и сказал:

— Ну, идем.

Продавец с коробочками тоскливо воззвал из‑за прилавка:

— Мистер…?

— Извините, — сказал Томас. — Меня вдруг жадность одолела. Ты ведь простишь меня, дорогая? — обратился он ко мне, иронично подняв бровь.

— Никогда! — возмущенно сказала я и вышла из магазина, оскорбленно стуча каблуками — ну в смысле, семеня и громко стуча копытами, как стреноженная лошадь.

Томас выбежал следом.

Я стояла на тротуаре и смеялась. Здорово же мы все провернули!

— Год ношу ее с собой, — сказал Томас. — И ни одного цента с нее не снял. Она как пистолет — пугач.

Он вскинул руку, ловя такси.

— Это же какая‑то особая кредитка? — сказала я.

— Да. Так называемая «грошовая» Виза. Меньше дюжины в мире. БОльшая часть у наших.

— «Грошовая»? — удивилась я.

— Ну вроде для тех, кто в этом клубе, деньги вообще ничего не значат.

— А что тебе ответил шейх?

— Ничего не видел, ничего не знаю. Но мне, как владельцу отеля, пожаловался, что полотенца недостаточно пушистые, а сегодня, когда они начали взлетать, на них едва не напоролся один дурак на своем вычурном вертолете.

— Вычурном?

— Боб сказал, что у Швайгера собственный Белл и окраска невообразимая, вроде павлиньего хвоста. Сине — зеленый, с золотыми разводами.

— И его пилот так плохо водит?

— Боб сказал, он обычно сам за штурвалом.

— А когда ты успел купить Ритц?

Какие же они бывают богатые, эти агенты!

Томас хмыкнул:

— Не умеешь задерживать дыхание? Ничего, минут через пять выветрится…

— Откуда?

— Из твоей головы.

Корпорация была поистине всемогущей: оказалось, в «Сезонах» у них зарезервирован столик. Неужели постоянно? Нужна была приличная одежда и мы зашли в один бутик по дороге.

О, ненавижу платья. Оно струилось, мешало идти. А из‑за неустойчивых шпилек мне весь путь от машины до столика пришлось висеть на руке Томаса. В общем, я подумываю носить их все время. Из‑за моей ли походки, или из‑за неподходящей к платью потертой сумки из кожзама (не оставлять же 17 тысяч в гардеробе!), но посетители на меня глазели. Я утешила себя тем, что вообразила, будто я известная личность, а они просто обалдели от радости и удивления.