Андрей Смирнов - Владыка Ядов Страница 21

Ум Огинейза погружался вниз, в бездонные ущелья, в ямы, в которых таятся слепые змеи, в подземные пещеры, населенные устрашающими созданиями тьмы. Сквозь мутный дым и кружащийся пепел, сквозь ядовитый пар и миазмы Преисподней — вниз, все глубже и глубже, дорогами призраков и теней, путями, могущими быть открытыми лишь тому, кто верно настроил свой дух. Духовное путешествие Магистра не состояло в одном лишь созерцании Нижних Миров: эти Миры жили в нем, и проникновение в них одновременно означало и проникновение в глубины своей собственной души. Каким-то непостижимым образом внешнее и внутренее сходились воедино: внутри самого себя Огинейз видел Сальбраву, величественную и необъятную, токи ее энергий были его кровью, ее скалы — костями, ее воздух — воздухом в его легких, ее обитатели — его напряженными нервами. Сходя вниз, в миры демонов и внутрь себя самого, там, в глубинах собственной души он обретет искомое знание и отыщет ответы: услышит эхо голосов тех, кто возлежит на Дне или тех, кто к ним приближен, и поймет, каково участие Тьмы в предстоящем походе и в чем состоит замысел Князей Дна — если, конечно, таковой замысел относительно Ильсильвара у них вообще есть.

Он погружался все ниже, но не достиг еще и середины пути, как ощутил взгляд и присутствие. Ядовитых миазмов стало больше, незнакомые тени танцевали в дыму, сочились соком странные растения в зловещих темных лесах. Созерцая все это, одновременно Огинейз увидел себя в своей комнате, в Асфелосте. Комната изменилась: тени танцевали и тут, стены искажались, словно состояли из плавящегося воска, а там, где они оставались целыми, по ним, словно струйки черной воды, скользили проворные змейки. Ощущение присутствия усилилось, пространство смотрело на Огинейза со всех сторон, и от этого взгляда было не скрыться; ему показалось вдруг, что великан с глазами, расположенными на стенках желудка, проглотил его и теперь разглядывает, одновременно переваривая, и что Нижние Миры, которые созерцал Огинейз, были не только частью его души, но и частью души великана, и что великан, безусловно, имел над ними куда большую власть, чем он. Его сознание искажалось, а порядок вещей становился другим; в какой-то момент он понял, что получит ответы, которые искал, но прежним уже не будет. Он осознал вдруг, что на совете Магистров видел лишь один из множества обликов Гхадабайна, и что этот демон намного сильнее, чем ему показалось тогда.

— Огинейз… — Прошептала тьма. — Огинейз Хабул Китод, я помню тебя…

Перед внутренним взором Магистра вдруг пронеслась картина из далекого прошлого: носилки с раненным министериалом, полевой госпиталь под Льюхвилом, и мальчик четырнадцати лет — новобранец, помошник лекаря — выполняющий тяжелую и грязную работу, полагающуюся новичку. В какой-то момент их глаза встречаются, и во взгляде мальчика клубится та же темнота, которая смотрит на него сейчас со всех сторон и от которой невозможно спрятаться или убежать, и Огинейз не знает: искажается ли его память, или же, напротив, он вспоминает то, на что не обратил внимание тридцать семь лет назад, упустил из виду, забыл, не захотел замечать. Действие замирает, взгляд длится и длится, остальные части картины — госпиталь, раненные, собственные бытовые заботы и мысли тогдашнего Огинейза — все это тает и растворяется в тенях, и в конце концов в них растворяется и сам мальчик, и остается только его взгляд.

— Огинейз… — Шепчет тьма. — Приди ко мне. Будь со мной. Ты так долго искал меня, не зная, что ищешь. Теперь ты нашел.

— Да. — Отвечает Магистр, ибо происходящие в его внутреннем мире перемены таковы, что он не смог бы ответить отказом, даже если бы захотел. Но он не хочет. В этой темноте, одновременно убивающей его и наполняющей его своим соком, своей силой и цельностью, он наконец обретает понимание того, что происходит. Грядет новая война, она затронет все миры, и небеса, и преисподнюю, и война в Ильсильваре — лишь крошечная часть этого вселенского конфликта, предсказанного пророками давным-давно.

— Они не знают, — шепчет тьма, и Огинейз понимает, что речь теперь идет о прочих Магистрах. — Они еще слепы и не способны понять. Но ты не таков. Ты выбрал верно, и твой прежний путь окончен. Будь со мной. Служи мне, и я дам тебе все.

***

...В Джудлисе, столице Эйнавара, Речного Королевства, в уютном двухэтажном домике на Кривоклонной улице, второй час шел обыск. Джанго Хабера Эйка, толстого пожилого звездочета, прибывшего в столичный Университет менее года тому назад для чтения лекций по астрологии и подозреваемого ныне в распространении еретической литературы, уже увели. Профессор все отрицал, рассказывал сказки о том, что ильсильварские книги нужны ему для работы, а если и есть среди них что-то запретное, то исключительно в единственном экземпляре и только для нужд самого Джанго...

— Для каких это нужд вам понадобились еретические книги? — Презрительно спросил у него Шенар Ульвейн, жрец Мольвири.

Джанго, запинаясь, заныл о том, что понадобились ему эти книги лишь для того, чтобы в спорах с еретиками опровергать их ложные учения всестороннее, с цитатами и подробным разбором нелепостей и подлогов, обычно грудой наваливаемых еретиками в своих сочинениях. Шенар слушал, усмехаясь и кивая, а в это время сыщики под началом Монтара Кардельта, лейтенанта Белого Братства, уже обнаружили в доме два тайника, содержавших три полных рукописи запрещенной «Истории Духа» и одну незаконченную. Не оставалось сомнений, что звездочет из Алмазных Княжеств был тайным лекханитом — сторонником возникшей в Ильсильваре ереси, названной так по имени короля Лекхана Гнилоуста, открыто говорившего о том, что люди превосходят богов — ереси, пустившей свои отравленные побеги в самых отдаленных частях света. Монтар приказал своим людям надеть на южанина колодки и увести его в цитадель Братства, где еретику предстояли долгие дни и ночи утомительных допросов, а возможно — и пыток разной степени тяжести прежде, чем состоится суд. Сам лейтенант остался в доме, ибо обыск еще не был закончен.

Все найденные бумаги — от записок экономки до алхимических трактатов — сыщики несли в кабинет. Жрец сидел за столом и просматривал найденное, Монтар прогуливался по дому, следя, чтобы его подчиненные ничего не украли. Позже составили опись драгоценностей и денег, сложили все в ларец, который Монтар мог забрать с собой — что он и сделал, после чего проследовал в кабинет и занял второе кресло. Дом уже перетряхнули весь, теперь простукивали — а кое-где и ломали — полы и стены.

— Взгляните, лейтенант, — Шенар протянул рыцарю-монаху увесистую книгу.