Марина Дяченко - Ведьмин век Страница 22

— Раньше, выходит, ты мог похвастаться, что понимаешь их? — Клавдий прищурился, смачно выпуская под потолок сизую струйку дыма.

Мавин пожал плечами:

— Мне нравилось так думать, патрон. Это помогало мне… в работе.

За окнами кураторского кабинета светало. Клавдий подумал, что следует немного поспать. Прежде чем влезть в плавки и отправиться на золотой пляж, вымечтанный пляж, раскаленную губу ласкового теплого моря…

— Я и плавок-то не захватил, — сказал он вслух. Федора потупилась, Мавин вымучено улыбнулся:

— Разгар сезона… Странным образом совпавший с… я бы назвал это «временем неожиданных наследниц». Скажем, умирает от сердечного приступа уважаемая дама, не старая еще хозяйка парикмахерского, к примеру, салона… И является наследница, как правило, из глухого поселка. И… ну что ей надо?! После короткого упадка салон снова оживляется, причем клиентура остается во многом прежней… И — вал пациентов для психиатрической клиники. Несколько инфарктов, несколько немотивированных убийств, внезапный выигрыш в лотерею, какая-то маникюрщица, скажем, внезапно начинает петь и взлетает на вершину эстрадной славы… И тогда мы идем их брать. Как правило, слишком поздно. Ведьмачье гнездо уже расползлось, пустило щупальца; парикмахерши, они почему-то особенно…

Мавин осекся, будто не в состоянии подобрать слова.

— Вплетают клиенткам «жабьи волоски», — бесцветным голосом сообщила Федора. — Опять же, остриженные ногти, волосы… По заказу? Чьему? Кто закажет сумасшествие горничной из скромного мотеля, которая на один визит в шикарный парикмахерский салон копит деньги полгода? Зачем?..

Клавдий поднял брови:

— Но ведь маникюрша отчего-то запела?

— Маникюрша… — Федора раздраженно поморщилась. — Мы проверяли ее десять раз. Она — побочный продукт. Или чья-то злая шутка.

Мавин вздохнул:

— А ведь в Однице не так мало парикмахерских, патрон. И разного рода салонов, где рядом с невинной татуировкой сплошь и рядом рисуют на коже наивных клиентов клин-знак и насос-знак. И увеселительных заведений, где… — Мавин засопел. — Я уж молчу о тысячах гостиниц, ресторанов, массажных кабинетов, частных клиник, площадок для выгула собак…

Клавдий утопил окурок в громоздкой и безвкусной мраморной пепельнице:

— Мавин, я всегда думал, что ты знаешь округ, в котором работаешь. Более того — когда ты брался за эту работу, ты знал, на что идешь; теперь ты сообщаешь мне с обиженным лицом: огонь, оказывается, больно жжет, а оса кусает…

Мавин снова снял очки, открывая взору Клавдия болезненно-розовый след оправы на переносице:

— Тем не менее в Однице спокойно, патрон. Внешне, по крайней мере, спокойно; ради этого мы… ладно. Но эпидемия, к примеру, случилась в Рянке, а не…

— Не зарекайся.

Мавин встретился с Клавдием глазами — и вдруг побледнел так, что даже розовая полоска на переносице слилась с кожей:

— Что? У нас? В Однице? Что?!

— Мне надо сделать одно дело, — Клавдий задумчиво пересчитал сигареты, оставшиеся в пачке. — Я очень должен говорить с вашими смертницами. С теми десятью приговоренными, которые еще не казнены… Не надо так смотреть, Федора. Мне понадобится допросная и… И, возможно, я буду их пытать.

Юлек не знал, что в самый день своего рождения Клаву довелось пережить новый шок.

Нехорошее предчувствие проклюнулось уже на автобусной остановке, где он по обыкновению соскочил с рейсовика, чтобы по безлюдной весенней тропе полчаса шагать до спортбазы. Никаких внешних причин тому не было — ни звука, кроме отдаленного вороньего кара, ни запаха, кроме обычного духа мокрой земли, ни постороннего следа на осевшем ноздреватом снегу — но Клав напрягся, и во рту моментально сделалось сухо.

Привычный путь он преодолел почти вдвое быстрее. У ворот спортбазы стоял микроавтобус — желтый, с цветной мигалкой. Клаву показалось, что ноги его по колено увязли в земле.

Сволочи!..

Он уже почти видел тесный хоровод, в центре которого корчится девичья фигурка в купальнике змеиного цвета. Он уже почти ощущал под стиснутыми кулаками теплую, окровавленную плоть ее палачей. И он всеми силами рванулся туда, вперед, где, один против многих, он все равно сумеет защитить…

Он не сделал и шага.

Вдох. Выдох. Медленно сосчитал до десяти и двинулся вперед спокойно и неторопливо, и не лице его никто, никакой наблюдатель не прочитал бы ничего, кроме удивленного пацанячьего любопытства.

Чугайстры не танцевали. Их было четверо, они расхаживали по берегу тронутого льдом залива, курили и перебрасывались деловитыми репликами; даже не успев прислушаться, Клав понял, что танца не было. У станцевавших, уморивших свою жертву чугайстров совсем другие лица. И движения, и походка.

А значит, Дюнка…

Клав почувствовал, как к бледным онемевшим щекам приливает горячая, шипучая кровь. Дюнка… есть. С ней ничего не случилось. Ее не поймали…

С днем рождения, Клав. Сегодня ты счастливец.

Его давно заметили. Он выждал еще — ровно столько времени, сколько потребовалось бы бойкому пареньку на преодоление естественной робости. Потом несмело шагнул вперед:

— Добрый день… Тут что-то случилось, а?

Снова эти взгляды… Клав думал, навсегда избавился от страха перед ними. Оказывается, он ошибался.

— Привет, — старший из группы был невысок и черняв, по-видимому, южанин. — Позволь узнать твое имя и что ты здесь делаешь?

— Я Клавдий Старж, третий виженский лицей, вот, хотел бы заняться греблей…

— Прямо сейчас? Лед на воде, мальчик. Впору хоккеем заниматься…

В следующую секунду лицеисту Старжу полагалось раскалываться. Бледнеть и краснеть под пристальным взглядом, по капельке выдавливать из себя страшную правду…

Ему хотелось признаться. Так же, как, бывает, хочется есть, как хочется справить нужду…

Хорошо, что он выглядит даже младше своих лет. Чугайстер знает, что ни один мальчишка под таким взглядом не соврет. Тут взрослому непросто удержаться.

И Клав захлопал ресницами, имитируя смятение. Он занимается обычным делом — убирает домик, ремонтирует спасжилеты… Смотрит, опять же, все ли замки на месте… В прошлом году вот холодильник из тренерского домика сперли… А штатного сторожа нет…

— Ты один сюда ходишь? Или, может быть, с другом? С подругой?

Он замотал головой, так что волосы выбились из-под капюшона. Никто в такую даль не хочет переться, ему и нравится, что не мешает никто…

— Когда ты приезжал в последний раз? Кого ты здесь встречал? Кого видел?

Он охотно закивал: были всякие. Один пацан шлялся, видно, стянуть чего-то хотел… Ну, рыболовы приходят. Чаем его угощали из тер…