Ольга Климова - Сильная кровь Страница 22

— Это что, кличка твоей собаки? — спина задала вопрос.

— Нет. Доброй ночи, Зэсс.

— Что думаешь? — дар повернулся к Смурту, когда за последним из свиты посла закрылась дверь и шаги стали стихать.

— Они уверены в себе, дар.

— Слишком уверены. Я пропустил момент, когда мы из завоевателей стали слабыми соседями.

— Лормы — сильная морская держава, дар. Много кораблей, большая армия. Наемники из-за моря, оружие и доспехи.

— Я не припомню Смурт, чтобы корабли были полезны на суше. А наемники идут туда, где им больше платят, не так ли? Иначе мир завоевывать нам пришлось бы одним прайдом. Рано или поздно от уверенных соседей придется избавляться.

Смурт склонил голову.

— Поджигателя казнили?

— Да, дар. Вчера в полдень. Публично.

— Он назвал еще кого-нибудь?

— Две семьи. Мы схватили их.

— Мужчин?

— Да, дар.

— Отпустите мужчин. Заберите от каждого по младшему ребенку. Сожгите публично.

— Брать ли младенцев, если они будут?

— Рай, являются ли младенцы детьми? — король опустился на трон и подозвал пухлого рыжего кота.

— Являются, дар.

— Тогда и их тоже, если они будут самыми младшими.

Смурт смотрел, как рыжая шерсть проходит сквозь пальцы короля.

— Будет исполнено, дар. — он повернулся к выходу.

— А с девчонкой твоей что?

— Я отправил двоих солдат. Они ее знают. Видели несколько раз. Дядя ее говорит, что она могла в старый дом отправиться.

— Двое? Не мало ли для восемнадцатилетней девчонки? Разорвет она твоих вояк. — король криво усмехнулся.

— Солдаты не мои. Здешние. И ей девятнадцать, дар.

— О-о, тогда это все меняет. — кот взвыл, когда король выдрал клок рыжей шерсти.

Тáйга не видела, как ее знакомый спал у Тира. А возле ночного костра он снова свернулся в тугой ком и метался во сне. Утром он проснулся хмурый и неразговорчивый. Девушка послушно молчала, не желая влезать в чужие мысли. Потом все же не выдержала.

— Тебе кошмары снятся?

Он промолчал.

— Зэсс?

— Я не Зэсс.

— Вчера ты сказал, что тебе все равно. Ты мог выбрать любое имя. Значит — Зэсс. Или скажи другое. — Тáйга упрямо выдвинула подбородок вперед.

— Девочка, разве я не кажусь тебе опасным? — он кинул ей один из своих странных взглядов. — Твоя наглость удивляет.

— Удивляет? Ты сам обращаешься со мной с пренебрежением. Чуть не убил меня, потом помог, потом уговорил идти с тобой. Как мне себя вести? Притихнуть и молчать всю дорогу?

— Было бы неплохо.

— Я так не могу. Я пытаюсь сделать свою жизнь удобнее.

— И пока ты в этом не больно то преуспела.

— Боги видят тебя и знают твое имя. Где бы ты ни был. А пока ты не вспомнишь его, ты волен выбирать себе любое. Имя важно не Богам, им наплевать. Оно важно людям. Называя человека, ты устанавливаешь с ним связь.

Он хмыкнул.

— Ты этот бред только что сочинила?

— Я так чувствую.

— Называй как хочешь. — он махнул головой. — Не важно.

Молча он покидал вещи в сумки, и они двинулись в путь. Спутник Тайги мрачно смотрел исподлобья на дорогу, обдумывая то ли свои сны, то ли пытаясь вспомнить как его звали на самом деле. Такой участи не позавидуешь. Тáйга не знала, что он чувствует, но представляла, как сама силилась бы вспомнить хоть что-то.

— Почему Зэсс? Кто это такой? — он внезапно обернулся к ней.

— Тáйга-воительница и Зэсс. Не знаешь?

— Воображаемый друг?

— Это ее помощник.

— А Тáйга — это кто? — он остановился и криво улыбнулся, — Героиня сказок, рассказанных бабушкой?

— Да… — девушка покраснела.

— Мда… Помощник, значит…

— Он ей помог тогда. Ты мне тоже помог…

— Послушай, — он развернулся к ней и темные глаза без блеска обдали холодом, — я не твой герой. И я не твой друг. Не будет Зэсса, не надо приписывать мне выдуманные качества и не надо дорисовывать то, чего нет. У нас сделка. Поняла? Договор.

Она кивнула. Какое-то время они шли молча.

— А тогда… в городе… когда ты кинул меня в канаве, ты знал, что я жива?

— Мне было все равно.

Тáйга прикусила губы. Как же у нее все просто. Как быстро чужой человек стал другом. Выдуманным другом.

— Дружелюбность для тебя стоит где-то рядом с враньем? — голос у него вообще не меняется. Всегда одинаково сухой и деловитый либо издевательски уверенный.

— А ты не врешь никогда? — она почти с ненавистью смотрела на обрезанные клочки непослушных волос.

— Если я не хочу говорить, то не скажу. Врать нет необходимости. Я достаточно силен, чтобы не говорить, когда мне этого не хочется.

— Знаешь, так как ты вроде как заново родился недавно и мало чего знаешь о себе и о мире, я тебе так скажу: врать полезно, чтобы выжить, иногда полезно льстить. Это не такие уж никчемные качества.

— Не тебе ли мне льстить нужно? И какая от этого польза? Я знаю о мире не так мало, девочка. Гораздо больше тебя.

— Девочка? — она возмущенно взмахнула руками. — А ты кто? Мудрый старец? Намного ли ты старше?

— Я умнее.

— Неужели? Не знаешь своего имени, возраста, откуда ты, идешь непонятно куда… Кстати, зачем тебе в пустоши, не напомнишь? Ой, прости, этого же ты тоже не знаешь. Название показалось знакомым, умник?

— Интересуют меня места, которых люди боятся. У меня хотя бы есть цель. А ты, девочка, куда и для чего идешь? — он повернулся к Тайге, и на этот раз выражение его лица поменялось. Так, что она умолкла.

«…и заехать в конюшни…»

— Они не верят нам. — от мыслей о повседневных заботах Смурта отвлек Киз.

Как всегда, одетый с иголочки, щегольски и игриво, он держал своего горячего смоляного жеребца танцующим рядом с умеренной кобылой лорда. Они возвращались из нового святилища, первого сооружения, воздвигнутого на чужой земле.

— С чего им верить? Принести нового бога — не значит воздвигнуть новую веру. Поверят. Им деваться некуда. — Смурт вспомнил каменные лица талоринской знати, взирающие на службу новому божеству. С чего бы вскипела в них вера, если даже сам король не появляется на службах?

Сам Смурт подозревал, что у дара свои верования, в которых какие-либо местные и знакомые ему боги занимают очень мало места. И осуждал его. Война-войной, но есть политика. Политика нововведений, которые нужно закреплять за слабыми умами, показывая своим примером, как и что. Дар появлялся в святилище лишь по одному ему ведомым причинам. Преклонял колено не перед жрецами и служителями, а лишь перед алтарем, где курились благовония. Несколько мгновений он стоял так, а потом так же быстро выходил из храма. Возможно, у великих свои диалоги с богами, не требующие продолжительности и почтения, надлежащего остальным.