Юлия Скуркис - Роковое наследие Страница 22

Портняжная лавка под названием «Быстрая иголка» приютилась у перекрестка улиц Сыромятной и Кружевниц. Анаис вошла внутрь и не успела рта раскрыть, как проворный мастер взмахнул рукой и крикнул: «Готово!» Она даже растерялась, а портной подскочил и развернул ее к зеркалу. Действительно костюм был впору и сидел идеально.

— Магия и никакого обмана, — улыбнулся мастер. — На какой срок закрепить действие заклинания?

— На две недели.

О цене услуги пришлось поторговаться, но еще долго девушку не оставляло ощущение, что ее обдурили. Наверняка, можно было привести себя в порядок и за меньшую сумму. «Вот всегда так: вроде бы все рассчитала и — бац! — непредвиденные траты», — подумала Анаис, выходя из лавки.

Один из храмов Нэре в центре города так поразил девушку своей красотой, что она не смогла пройти мимо. Высеченные над его портиком заповеди были украшены драгоценными камнями, зачарованными на убийство каждого, кто попытается их украсть. Такого Анаис не видела ни в Хануте, ни в Регалате, ни в Рипене. Вот что значит государственная религия.

Анаис в нерешительности остановилась на пороге, узрев потрясающее внутреннее великолепие. Позади жертвенного камня высились три статуи: у первой были темная правая и светлая левая половины, у третьей — наоборот, а центральная ослепляла белизной. Каждое изваяние одну руку протягивало вперед, словно приглашая следовать за собой, а другую прятало за спиной как символ того, что простым смертным не дано узнать уготованного им богами.

В храме в этот час было пусто, не считая одинокой женщины с дочкой. Мать рассказывала девочке о Богине.

— Это символ триединства Богини: растущая Луна, полнолуние и Луна убывающая. Рождение человека, жизнь и смерть. Прошлое, настоящее и будущее.

«Прекрасное воплощение догмата», — подумала Анаис, разглядывая статуи. В глубинке чаще всего ограничивались полумесяцами и кружком луны.

— Богиня покровительствует чародейству и плодородию, карает неверность и супружескую измену, способствует свершению мести, заботится об униженных и оскорбленных, — учила женщина дочь. — Кроме того, Нэре нужно успеть ко всякому умирающему, чтобы проводить его душу к очередному воплощению. Естественно, ей не хватает времени, поэтому, просыпаясь по утрам, мы выражаем свое сожаление, что ночь так коротка.

Статуи взирали сурово. От них веяло торжественностью, которой Анаис никогда не ощущала в храмах Лита. Заглянув в десяток обителей радости, она утвердилась во мнении, что храмы бога-солнца — самый настоящий балаган: хоры и прихожане распевают, прихлопывают, притопывают, даже пританцовывают. Чтобы не выделяться среди них, приходилось нацеплять восторженную улыбку, от которой у нее быстро сводило скулы. Наверное, с непривычки. Улыбка — редкое явление для нэреита, если, конечно, это не способствует получению выгоды.

— Лит создал мир живых, и Нэре познала чувство ревности и ненависти, — рассказывала мать девочке. — С тех пор богиня гонится за супругом со скалкой, чтобы воздать ему по заслугам. Хотя литарии считают, что это он пытается догнать смертельно обиженную Нэре, чтобы утешить. Но мы-то прекрасно знаем, что богиня в этом не нуждается. Вот так и дробятся сутки на день и ночь.

«И никто доподлинно не знает: свет ли гонится за тьмой или наоборот», — подумала Анаис, испугавшись, что будет тут же наказана за маловерие. Но богиня-луна не обратила на нее ни малейшего внимания.

— С тех пор как Нэре познала горькое разочарование, она не признает чувств и эмоций, ибо они — грех. Когда стоишь перед алтарем, особенно остро ощущаешь свое несовершенство, — вздохнула женщина.

Анаис вышла из храма, ни о чем не попросив богиню. Она уже позабыла, когда в последний раз читала утреннюю молитву с сожалениями, что ночь была коротка, и время Нэре так быстро прошло.

Ее ждала Эрида!

Селянин из глубинки, никогда не бывавший в столице Харанда, не вообразил бы такого, да и горожанин нашел бы чему удивиться. Что греха таить, даже избалованные столичные жители иной раз останавливались и глазели на новые архитектурные изыски неподражаемой Эриды. Вычурное великолепие приходилось ежегодно обновлять, вызывая магов-строителей и магов-декораторов. Иначе все эти финтифлюшки опали бы, как осенние листья.

Анаис бродила по улицам Эриды, созерцая витые, уносящиеся ввысь башни, дома самых неожиданных форм и расцветок. Немало времени она потратила на любование аллеей неопадающих фонтанов. Их струи поднимались до определенного, точно рассчитанного уровня, а потом возвращались к зародышевому состоянию. Прелесть была в том, что никакой магией тут и не пахло: лишь умело использовалось поверхностное натяжение воды. Об этом ей шепнул один из внутренних голосов, но увлечь Анаис темой сложнейших математических расчетов ему не удалось…

Постепенно у девушки выработался определенный распорядок дня. Она поднималась с постели ранним утром, завтракала в таверне при гостинице, где поселилась, и отправлялась бродить по городу. Перекусывала в маленьких забегаловках и шла дальше, куда глаза глядят. Неудивительно, что однажды ноги занесли ее в «злачный квартал».

Узкие грязные улочки и обшарпанные стены домов удивили Анаис своей несхожестью с тем, что она привыкла видеть в столице в течение нескольких прошлых дней. Здесь люди не заботились о внешнем виде своих жилищ, а внутрь девушка поостереглась бы заглядывать, даже если бы ее любезно пригласили зайти. Хотя церемонии в этом квартале были явно не в ходу.

Когда Анаис увидела, что навстречу ей, полностью перегородив улочку, движется группа людей с надвинутыми на глаза капюшонами, она, недолго думая, убралась с дороги в первую попавшуюся лавчонку под выцветшей вывеской, решив, что выбирает меньшее из зол.

Девушка захлопнула за собой дверь и привалилась к ней спиной, прислушиваясь к шагам снаружи. Когда глаза привыкли к полумраку, Анаис обнаружила, что зашла в табачную лавку. За прилавком сидел мужчина. Он молча наблюдал за посетительницей и попыхивал трубочкой. Тут и принюхиваться было не нужно, чтобы определить состав того, чем хозяин ее набил.

— Кхм. — Анаис прочистила горло, в котором уже начало першить от дыма, за много лет пропитавшего в этом помещении даже каменные стены. На них отложился желтовато-бурый налет, и теперь он служил для борьбы с насекомыми. Мухи, что беспорядочно вились в помещении, дурели окончательно, когда садились на стены и пытались чистить лапки. — А грибочки ваши несколько раз отсыревали и повторно досушивались, что существенно снизило их качество.

Проблеск интереса во взгляде мужчины подтвердил, что его сознание не оторвалось от реальности окончательно.