Осень бедствий (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна Страница 23

Да и Ванечка, муж любимый...

Надолго ли та любовь сохранится, когда детей кормить нечем?

Оно понятно, что мужикам тоже тяжко, а женщинам?

Да вдвое!

Им не воевать, им детей растить, сохранять и сберегать. Они не только за свою жизнь отвечают...

И капают медленно слезы на кудель. Одна за одной, одна за одной...

Когда в окошко тихо постучали, Прасковья не сразу поняла, что происходит. Встала, приоткрыла ставню...

Стекла?

Были бы! Дорого это, не по карману, окно бумагой затянуто...

- Кто там?

- Я одна. Пустите, люди добрые, я вам добром отплачу.

И под бумагу проскользнула серебряная монета.

Прасковья поглядела на нее дикими глазами, а потом...

Потом схватила монету, сунула в самый надежный дамский сейф - и кинулась к двери.

Таких гостей отваживать не надо. На эту монету она столько всего детям купит... и муки на зиму запасти можно будет, и овощей прикупить...

Засов приподнялся, дверь скрипнула, приоткрываясь, и в дом вошла... женщина.

Но какая!

Прасковья в шоке уставилась на гостью.

Та была невысокой, худощавой, темноволосой, а еще...

Она была одета в брюки и рубашку. И куртку поверх... да разве ж бабы так ходят?!

Яна, а это была именно она, огляделась.

- Хозяюшка, скажи, лекарь какой в селе есть?

И в ладони Яны сверкнул рубль, лишая бедную женщину всякого соображения.

- Мамань? - вякнул с печи Ванечка-младшенький.

Яна прищурилась.

- Сын?

- Сыновья, - кивнула Прасковья.

- А еще кто?

- Простите, тора?

Прасковья не поняла, о чем ее спрашивают, и Яне пришлось разъяснять.

- Ты и ребенок - вся семья?

- Н-нет, тора. Еще сын есть.

- А муж?

- В солдаты забрали.

- Другая родня?

- Одни мы живем, тора.

Яна хмыкнула. А кажется, жизнь налаживается?

- Держи. Деньги тебе, в любом случае пригодятся.

И в ладонь женщины лег еще один полновесный рубль.

- Благодарствую, тора...

- Яна.

- Тора Яна?

- Зови просто Яна, тор сейчас не любят.

Это Прасковья поняла. Нет, никак не любят... Но...

- Как же я так...

Сомнения женщины разрешил еще один рубль, положенный в мозолистую, корявую от постоянного труда, ладонь.

- Яна....

Яна улыбнулась.

Деньги творят чудеса, кто бы сомневался? Что ж... за то, что убийцы снабдили ее деньгами, она тоже оказала им милость - они умерли безболезненно. И даже получили огненное погребение.

А теперь надо договариваться.

- Хочешь еще денег? Рублей пятьдесят?

Прасковья всхлипнула - и осела на пол. Ноги не держали.

Пятьдесят рублей, это ж... это ж на коровку сторговаться можно! На телочку, молочную...

Яна поспешила поднять ее.

- Мамка? - высунулся с печи и Васятка.

- Все хорошо, - успокоила их Прасковья. - Обеспамятела я чуток, уж простите, то... Яна.

- Бывает, - Яна пристроила женщину за стол. - Но деньги не просто так тебе достанутся. Мне помощь нужна.

- Чем я...

Яна пожала плечами.

Врать?

Лучше все говорить, как можно ближе к правде. Только чуток сместить акценты.

- Мы с сестрой торы, тут ты правильно поняла. На наше поместье налетели, матушку с батюшкой убили, нас хотели ссильничать, мне удалось пистолет схватить...

- Ох ты ж...

Прасковья поверила безоговорочно. Бывало такое, она слышала. Еще как бывало... страшные времена настали, ох, страшные...

- Мы смогли сбежать. Но сестру ранили.

- Творец единый!

- Сама понимаешь, лекарь нам нужен, а вот показываться людям не хотелось бы. Искать нас будут...

Прасковья прикусила губу. Дело оборачивалось другой стороной. Тора приехала, да и уедет, а ей тут жить.

- Может, сможешь показать, где лекарь живет? Я с ним сама договорюсь.

- Как не смочь, тора.

- Еще мне кое-что прикупить понадобится. Сможешь купить и принести?

- Смогу, Яна.

- Так и договоримся.

Яна выложила на стол несколько бумажных купюр, при виде которых глаза Прасковья жадно блеснули. Жалко девушке не было.

Крестьянская изба...

Хибара, она же халупа, разделенная на две части большой русской печью.

Пара лавок, пара сундуков...

Занавеска между двумя частями, убогая утварь на столе, прялка, старая, Яна такую только в музеях видела.

Потолки низкие, головой задеваешь, а ведь она невысокого роста. И то - зимой высокие потолки поди, протопи! Нищета... гольная, кондовая и истовая. Страшная нищета.

Дети...

Глазенки с печи поблескивают... страшно им. И Яне было бы страшно.

Шанс выжить она им даст. Хоть и не слишком большой... Господи, если ты есть!? Тебе на это смотреть не совестно!?

Ладно еще взрослые - мы сами с собой такое делаем, что иной маньяк от зависти заплачет. Но дети!?

Им-то это за что!? За грехи родителей?

Знаешь... а родителей спросить не хочется? Да любая нормальная мать пузом по колючей проволоке проползет, лишь бы ее ребенку хорошо было.

Ладно. Через год она в гостях у Хеллы окажется - вот и поинтересуется. А пока...

- Проводишь к лекарю?

- Да, конечно, Яна. Только.... Вот, ежели кто увидит...

Соображала Прасковья быстро. Действительно, баба в кожанке. Но и надевать платье, до которого дотронуться-то страшно было, такое оно ветхое...

Яна покачала головой.

- Нет. А если так? Скажешь, мужик приходил из леса?

Она чуть ссутулилась, поменяла походку, заправила волосы под фуражку, которую взяла в качестве трофея... надо отрезать эти лохмы, только мешаются!

Прасковья пожала плечами.

- Попробовать-то можно... скажу, молодой парень, лет шестнадцати, едва бриться начал.

- Вот-вот, - кивнула Яна. - Пойдем? Только задворками как-нибудь... у вас кто лекарь-то?

- У нас их двое. Фершал есть, только он во все дни пьяный, и травница есть, бабка Зюха. Вот, к ней, может...

Яна подумала пару минут, покачала головой.

- Давай с фершала начнем. Если он пьяный, так может, и меня не вспомнит?

- Ох, может и так быть, тора. Можно дойти, заглянуть...

Яна медленно кивнула.

Да, так лучше всего. Травница - это хорошо, но ей надо вынуть пулю, промыть рану, еще и антибиотиком хорошо бы... вы себе как это представляете?

Инструменты нужны и навыки. Ладно, навыки у Яны были, все же лесничество - это не женский монастырь. И пальба бывает, и зверей лечить доводилось, и пули вынимать.

Было, но дайте инструменты! Обезболивающее, хоть какое. А в идеале - и обеззараживающее. На антибиотик Яна не рассчитывала, но ведь справлялись же... плесень, паутина... чем там еще?

Эх, избаловали нас пенициллином.

Рука-то не дрогнет.

Но ведь мало пулю вынуть, надо еще и человека вылечить. А если в дороге, в пути... бестолку. Разве что измучает девчонку - перед смертью.

Ладно, об этом она еще подумает.

Прасковья село знала. Яна шла за ней, стараясь сделать походку максимально приближенной к мужской. Но - тишина.

Оно и понятно, осень, вечера короткие, ночи темные, а работая на земле, не больно-то нагуляешься. Крестьяне сон ценить умеют, Яна знала.

Дом фельдшера был немногим лучше, чем в Прасковьи. Чувствовалось, что живущий здесь человек крепко выпивает. И давно.

Ни скотины, ничего...

И от дома сивухой несет....

Прасковья с Яной не пошла. Девушка толкнула дверь, сморщила нос от запаха сивухи - уже концентрированного.

Фу!

Несколько пустых бутылок на полу. Да не поллитровок, а таких.... Как бы не трех-пятилитровок. Эх, сюда бы фонарик. Ее любимый, налобный, а не эту дурацкую лучинку.

Но - выбора нет.

Яна сунула лучину в поставец, осмотрелась...

Так, ей нужны инструменты. Не пропил же этот гад свое добро?

Или...

Да нет, Прасковья бы сказала...

После недолгих раскопок, черная фельдшерская сумка нашлась в сундуке.

Тело фельдшера нашлось рядом с сундуком. Именно, что тело - человеком ЭТО назвать можно было с большой натяжкой. Яна сморщила нос и принялась проглядывать склянки, найденные в том же сундуке.