Дети песков (СИ) - Маркелова Софья Страница 23

Путь до дворца в этот раз показался профессору гораздо короче, чем вечером предыдущего дня. И вот уже замелькали перед глазами ступени величественной лестницы, а вскоре спутники шагнула в тронный зал, пребывавший все в таком же угрюмом молчании, как и утром. Время еще только перевалило за середину дня, и Лантея предложила погулять по самому дворцу, где ей был известен каждый уголок.

— Нас самом деле, мне так нравится водить тебя по Бархану и все показывать. И каждый твой удивленный или восхищенный взгляд становится для меня настоящей наградой, будто весь этот город я создала своими руками, — с улыбкой призналась хетай-ра, ныряя в темноту арок. — Потому я просто обязана загладить твои нехорошие воспоминания об этой казни и продемонстрировать сегодня еще что-то красивое!..

Неторопливо шагая по пустынным коридорам, длинным анфиладам и галереям, спутники рассматривали гобелены, настенные росписи и редкие скульптуры, стоявшие в отдельных нишах. Эти безмолвные фигуры из песчаника порой так неожиданно возникали в поле зрения, когда их высвечивал фонарь, что профессор неосознанно каждый раз вздрагивал, поражаясь тонкой работе, придававшей камню вид настоящей живой плоти. Скорбно возведенные к потолку глаза, склоненные головы или расслабленные лица, наполненные умиротворением — все эти детали были переданы до того точно и реалистично, будто в камень были заточены живые герои и героини, которых и изображали скульптуры.

Через какое-то время девушка привела своего спутника в вытянутые палаты, хорошо укрытые от чужих глаз в бесконечных переходах и коридорах. Помещение с низким потолком и тонкими декоративными колоннами по бокам было ярко освещено несколькими десятками колоний светлячков, свободно летавших под самыми сводами. Но здесь даже невысокий профессор мог дотянуться рукой до каменных перекрытий и, при желании, прикоснуться к желтовато-зеленым огонькам.

Забрав у Ашарха его фонарь, Лантея распахнула стеклянную створку.

— Я выпущу их, — проговорила она чуть слышно. — Им пора отдохнуть.

Наблюдая за тем, как рой насекомых перебрался на потолок, растворившись в сплошном ковре ярких точек, преподаватель не успел заметить, как его спутница бесшумно ушла вглубь длинных палат, туда, где вдоль стен на одинаковом отдалении друг от друга высились каменные пьедесталы, на которых стояли женские бюсты, высеченные из песчаника.

— Это все правительницы Третьего Бархана, — негромко пояснила Лантея, обернувшись.

Профессор медленно направился вдоль рядов скульптур, изучая лица матриархов. Одни были величественными и надменными, это читалось в сжатых губах, вздернутых бровях и прямом взгляде, другие же казались отрешенными, задумчивыми и даже немного печальными, а третьи и вовсе словно легко улыбались, приподняв уголки губ и лукаво прищурив глаза. В конце зала на центральном постаменте высился бюст матери Лантеи. Аш сразу ее узнал. Скульптору мастерски удалось передать весь характер этой женщины через холодный камень: высокий лоб, тонкие линии бровей, которые будто вот-вот сурово сдвинутся, бескровные губы, словно навсегда позабывшие об улыбке. Эта скульптура дышала сдержанностью и непоколебимостью. И изображенная женщина не имела ни капли общего с Лантеей.

— Иногда мне кажется, что Эван’Лин ошиблась, и я должна была родиться в обычной семье, — тихо проговорила девушка, молча стоявшая по левую руку от преподавателя все это время и также изучавшая бюст. — Взгляни. Вот как выглядит настоящая хетай-ра из рода правительниц. Величественно. Непреклонно. Ее хочется боготворить и бояться. Чем все вокруг и занимаются…

Ашарху лишь оставалось кивнуть в знак понимания. Он завороженно любовался этой скульптурой.

— Наверное, я даже рада, что являюсь лишь младшей дочерью и, скорее всего, не займу трон, — немного подумав, добавила Лантея. — Мне бы никогда не удалось достичь такого же уровня. Достаточно просто посмотреть сейчас на старания Мерионы, которая из кожи вон лезет, лишь бы соответствовать матери хоть немного. И это выглядит просто смешно.

— Ты недолюбливаешь сестру? — заметил Аш, поворачиваясь к своей спутнице.

— Может быть, я ревную, что матриарх постоянно с ней носится, как с великой ценностью. А может быть, я просто плохая сестра, которая считает, что Мериону разбаловали вниманием, и ни к чему хорошему это не привело. Трудно сказать.

— Но трон займет именно она. Женщина избалованная и умеющая лишь подражать матери, по твоим же собственным словам. Что в этом хорошего будет для Бархана? — задался вопросом профессор, кашлянув в кулак и прочистив горло.

— Идеальных правителей не бывает. Но престол многих заставляет измениться. Он изменит и Мериону, это я тебе обещаю… Мать будет властвовать еще много лет. Ведь мы, хетай-ра, живем гораздо дольше вас, людей. И сколько еще десятилетий пройдет, прежде чем моя сестра взойдет на трон — одной богине известно. Но за эти годы она может расцвести, набраться опыта и определить собственную стратегию. Ничто так не учит мудрости, как время.

Кинув последний взгляд на бюст матери, Лантея развернулась и неторопливо направилась к выходу их палат. Ашарх поспешил за ней, обдумывая слова спутницы о ее сестре-наследнице.

— Разве ты не была бы лучшей кандидатурой на трон? Ты разумна, милосердна и имеешь собственные планы на город, да и на все Барханы в целом.

— Систему наследования придумала не я. Мериона первая на очереди. Да и я не уверена, что мне нужна эта тяжелая ноша… Это ответственность, это сплошные запреты и масса обязанностей, — сказала девушка и выскользнула в темный коридор, сразу же подхватывая со стены новый фонарь. — Ты не думай, я не против получить часть власти в свои руки. Но не всю.

— И тем не менее ты желаешь вывести свой народ на поверхность, отобрать смельчаков и проводить их за край пустынь. Чем же это не единоличная власть? — Преподаватель послушно забрал фонарь из рук хетай-ра.

— В первую очередь я хочу помочь своему народу, потому что чувствую, что именно мне это по силам. Кто, если не я, Аш?.. А там уже, если вдруг все получится, то я без зазрений совести передам власть другому достойному. Но лишь когда я буду уверена, что сделала все, что могла.

— Как-то ты сказала мне, что власть — это яд, который на каждого влияет по-своему. Разве ты можешь гарантировать, что он не вызовет у тебя привыкания? Что ты не захочешь пойти дальше, все больше и больше управлять своей толпой избранных и стать их самопровозглашенной королевой? — с хрипотцой в голосе прошелестел Ашарх, замирая на месте.

— Я не узнаю, пока не попробую. Но мне хочется надеяться, что я достаточно сильна, и этот яд не станет для меня наркотиком. Потому что терять свободу ради власти — это удел лишь тщеславных глупцов. И это явно не то будущее, которое я бы себе желала…

Побродив еще какое-то время по дворцу, разглядывая личную оружейную матриарха, выставочные галереи с работами скульпторов и мастеров по стеклу и посетив балконы на верхних этажах, Лантея проводила профессора в его комнату, поскольку кашель мужчины вновь усилился, и ему пора было делать компрессы. Выполнив указания врачевателя, девушка хотела еще какое-то время до вечера посидеть со своим спутником, но Ашарх был так утомлен долгой прогулкой и измотан своим кашлем, что провалился в дремоту еще до того, как хетай-ра убрала с его груди последний кусок ткани, пропитанный лекарством.

Некоторое время она просто без движения сидела на краю кровати своего верного соратника и друга, наблюдая за тем, как во сне медленно разглаживалось его лицо, избавленное наконец от всех забот и тревог. Он спал и не думал больше ни о предстоявших завтра городских слушаниях, где от него ждали какой-то вдохновляющей речи, ни о собственной безопасности, ни даже о своей отчаянной спутнице, готовой рискнуть всем, чтобы достигнуть цели и изменить Бархан.

Лантея тихо встала и ушла, плотно задернув занавеси, ведущие в комнату профессора. Она направилась на женскую половину дворца, раздумывая над завтрашним днем, который обещал быть очень непростым. Спать ей еще не хотелось, и девушка медленно брела по коридорам, пока не вышла к одной из центральных лестниц, разделявших здание на несколько секций. Гладкие каменные ступени, укрытые коврами, уводили на женский этаж, и перед широкой аркой, как и всегда, стояли стражи, оберегая покой обитателей этой части дворца.