Барбарелла, или Флорентийская история (СИ) - Кальк Салма Страница 23

Кьяра видела, что Франческа и Джованнина тоже переживают. Франческа меньше — она как-то вообще спокойно отнеслась ко всей истории, прямо как к очередному эпизоду в своей игре! Ну подумаешь, портрет падает, всем снится и разговаривает, делов-то. А Джованнина как раз сильно переживала — она почти две недели проработала в этом музее, ей все эти картины уже как родные, и переживала, как с удивлением поняла Кьяра, не только за всех них, но и за картины тоже!

Портрет, из-за которого всё заварилось, увезли на виллу в пятницу. И, по словам Джованнины, с великой осторожностью водворили на его законное место. В гостиной, над камином, так, чтобы рассеянный свет из занавешенного окна падал на девушку с каракатицей самым выгодным образом.

Ну и с тех пор, как во сне им всем «разослали приглашения», больше никто никаких снов на эту тему не видел.

Самой спокойной была донна Эла. Она распорядилась, чтобы все они шли в её апартаменты одеваться. Ну, то есть это были апартаменты её и монсеньора, но она захватила себе гостиную и ещё одну комнату, с большим зеркалом, в которой сейчас ей делал причёску знаменитый парикмахер Витторио.

Кьяра и предположить не могла, что её саму когда-нибудь будет причёсывать парикмахер такого класса. Но с донной Элой не спорили, сказала — причесать, значит — причесать. И они все оглянуться не успели, а вот уже Джованнина сидит с завитыми на бигуди локонами и сушит голову, Кьяра тоже, только на какие-то другие хитрые бигуди спиральками, а сам Витторио — молодой, не старше Гаэтано, с забавными светлыми пятнышками в тёмных креативно стриженых волосах — что-то меняет в цвете волос Франчески. Он прямо засветился весь, как увидел Франческу, сказал, что у неё превосходный вкус, однако можно ещё немного поправить цвет, чтобы смотрелось лучше. И ведь поправил — у неё волосы тоже всё равно что засветились, и цвет получился не одинаковый везде, а с переходами, от тёмно-фиолетового к светлому. И шляпку с паровозом он ей каким-то хитрым образом укрепил, чтобы она с головы не падала.

А теперь Джованнина убежала, а их с Франческой выставили, пока Витторио там причёсывает донну Элу. Её платье лежало в коробке — его привезли вчера ночью, прямо сюда, откуда-то из Парижа, с курьером. Они с Франческой заглянули в коробку, увидели ворох серебристых лент, и закрыли обратно.

Но им довелось увидеть бельё — ведь под каждое такое платье нужно какое-то особенное бельё!

Сначала — снежно-белые шёлковые чулки, вышитые серебряными лилиями. Они плотно облегали ноги, и выше колена были перевязаны серебристо-серыми лентами. Сорочка из белого батиста по вырезу горловины обшита тонким плетёным кружевом, а рукава длиной до локтя заканчивались пышными кружевными оборками. Кружевное полотно для них оказалось хитрой полукруглой формы, Кьяра прямо спросила — неужели его специально плели? Донна Эла рассмеялась и сказала, что такой фанатик исторического костюма, как её тётушка Женевьев, могла и специально заказать, ей случается так делать.

Серебряные туфельки с пряжками-бантами на небольшом плоском каблучке идеально подошли к серебряным лилиям.

Далее был надет корсет — не такой формы, как у Кьяры или Франчески. Розовый, вышитый, с привязанными лямками и вытянутыми язычками внизу, грудь лежит, как в чаше, никаким современным бельём так не сделаешь. Ну, как надет — донна Эла надела, а Кьяра его зашнуровала. Впрочем, перед тем донна Эла быстро и ловко зашнуровала корсет самой Кьяры. На шее донна Эла завязала черную бархатную ленту с прикреплённой камеей, и ушла причёсываться.

Вообще её там уже целый час причёсывают, и время — десять двадцать! Её же ещё дальше одевать, и она говорила, что ей понадобится помощь!

Как будто в ответ на эти мысли дверь отворилась и появилась донна Эла.

— Спасибо, Витторио, вы кудесник. Без вас мне бы никак не справиться, — донна Эла даже в сорочке, корсете и чулках вела себя и говорила, как будто была в офисном костюме.

А причёска-то, причёска! Длинные тёмные волосы донны Элы были высоко подняты и зафиксированы где-то на затылке. Наверное, внутрь положили какой-то каркас, такую высоту никаким начёсом и лаком не сделаешь! Пряди на висках и возле ушей были круто завиты в локоны, а два пышных локона во всю длину волос спускались на шею и в декольте — с одной стороны головы и с другой. В той точке, где были закреплены концы волос, на самом верху, Витторио укрепил гроздь серебряных цветочков, а вокруг них — тонкую нитку жемчуга. Всё сооружение было покрыто серебристой пудрой — слегка.

Кьяра бы так и стояла с разинутым ртом, если бы донна Эла не вернула её к жизни.

— Кьяра, ты поможешь мне с платьем, или мне лучше позвать монсеньора герцога? — она не сердилась, она смеялась.

— Монсеньору лучше увидеть вас уже в платье, — Кьяра тоже рассмеялась.

Нет, монсеньор, наверное, умеет надевать на даму платье, даже самое сложное. Но непорядок же!

Оказалось, что платье надевать ещё не прямо сейчас. Сначала донна Эла достала из другой коробки, меньшего размера, две дивные корзинки с оборочками и привязала их себе на бёдра. Кьяра придержала и помогла завязать на талии шнурок. Ну да, две такие корзины, справа и слева, обтянуты тканью, и внутри у них как бы карманы, туда можно что-нибудь положить. Только как туда попасть, если сверху платье?

На корзинки — «это фижмы, Кьяра, если увидишь на портрете сплющенный силуэт — там внутри примерно такая штука» — была надета нижняя юбка. Просто нижняя юбка, обтянувшая эти корзинки, с кружевом по низу. И только потом донна Эла открыла большую коробку.

Сначала на свет появилась ещё одна юбка. Чёрная, вся затканная серебряными цветами. По низу у неё была плиссированная оборка, а по низу той оборки — уложенная в сложные сборки ленточка. Сколько же работы, мамочки… Юбку надели поверх всего и зашнуровали пояс сзади. И оказалось, что в боковых швах обеих юбок есть прорези — специально, чтобы попадать в корзинки! Туда реально можно что-то положить! На предложение сложить телефон донна Эла рассмеялась и сказала, что надо попробовать, не будет ли телефон перетягивать всю конструкцию на одну сторону.

И наконец — платье. Серо-серебряное, затканное цветами и бабочками. Оно было, как халат — лиф сшит с юбкой, и застёгивается спереди. Ой нет, не застёгивается. Зашнуровывается. Но сначала нужно было продеть руки в рукава — до локтя, и с тремя рядами оборок-фестонов, каждый край обшит сборчатой ленточкой. Потом расположить юбку поверх других и застегнуть крючок, который скреплял полочки лифа чуть ниже талии. Затем шнуровка — чтобы лиф плотно обхватил корпус. А потом оказалось, что и это ещё не всё, и ещё есть передняя панелька для лифа, вся расшитая чёрными и серебряными нитями — цветы, листики и бабочки. Сверху у панельки была пришита полоска кружева, которая слегка прикрыла очень низко открытую грудь. Панелька крепилась к лифу поверх шнуровки просто на булавках! Просто по три булавки с каждой стороны, и донна Эла уверяла, что ничего не потеряется! Края скрылись под пышными сборчатыми лентами, такими же, как на рукавах и юбке. А расходящиеся полы юбки представляли собой что-то вообще невообразимое — там были фигурно уложены ленты разной ширины — и присобранные, и плиссированные, и с цветочками, и с бабочками, да, прямо с небольшими объёмными цветами и бабочками серебристо-серого цвета.

Донна Эла приколола на лиф брошь — бриллиантовую бабочку, и в серьгах у неё похожие бабочки, только маленькие, на цепочках, казалось, они трепещут и машут крыльями.

— Практика показывает, что красить губы сейчас может оказаться рано, — заметила донна Эла, подправляя что-то в своём совершенном макияже. — Девы, вы готовы?

— Давно, — рассмеялась Кьяра. — Даже Франческа. А Джованнина и вовсе уже убежала, она очень переживает за свои бедные картины, только вот почему они бедные? С ними же все в порядке…

Франческа же некоторое время назад захлопнула свой неизменный ноутбук и теперь безмолвно таращилась на донну Элу. Неужели нашла ещё одно платье, которое захотела примерить?