Джон Толкин - Властелин Колец: Две Крепости Страница 23

У эльфов есть песня об этом, по крайней мере так я ее понял. Ее пели по берегам Великой реки. Заметьте, она никогда не была энтской песней: по-энтски это была бы очень длинная песня. Но мы знаем ее и иногда напеваем про себя. Вот как звучит она на вашем языке:

Энт: Когда Весна листочки развернет,И ветви бука вновь нальются соком,Когда ручей лесной резвее потечет,Когда шаг станет длинным, а дыхание глубоким,И теплый ветерок овеет лоб,А горный воздух станет пряным, словно травы,Вернись ко мне! Вернись и мне скажи,Скажи мне, что земля моя прекрасна!

Энтица: Когда Весна придет в мой милый сад,Покроет землю первыми цветами,Которые, как снег, на солнышке блестят,Когда пшеница прорастет зелеными волнами,Когда дожди и солнце над землейНаполнят воздух ароматом ясным,Останусь здесь. К тебе я не приду.И не зови меня напрасно!

Энт: Когда в мир Лето жаркое придет,Когда деревья под покровом листьев дремлют,И ветер западный прохладу им несет,Вернись ко мне! Приди и мне скажи,Скажи мне, что земля моя прекрасна!

Энтица: Когда согреет Лето благодатный плод,А ягода нальется цветом черно-красным,И золотом колосья зазвенят,И урожай хозяин в город повезет,Когда трудолюбивая пчелаНаполнит соты золотые медом,Нальются соком яблоки в саду,Пусть дует ветер Западный, к тебе я не приду,Ибо моя земля обильна и прекрасна!

Энт: Когда настанет дикая Зима,Убьет и Холм, и Лес морозом лютым,И ночь на смену дню придет,И ночь беззвездная короткий день пожрет,Когда пронижет Лес Восточный ветер,И ветви голые захлещет горький дождь,Искать и звать тебя я снова буду,И буду ждать, когда ко мне придешь!

Энтица: Когда придет Зима и смолкнет пенье птиц,И лютый холод все вокруг скует,И тьма ночная наземь упадет,И ветвь бесплодную мороз обломит,Я буду ждать тебя, и встретимся мы вновь,И вместе по дороге мы пойдем под ледяным дождем!

Оба: Возьмемся за руки, и вместе мы пойдемТуда, на Запад, под косым дождем.И землю там волшебную найдем,Где обретем покой.

Древобрад кончил петь.

— Вот как все это было, — сказал он. — Разумеется, это эльфийская песня, легкомысленная, торопливая и короткая. Она по-своему красива, но энты могли бы сказать больше по этому поводу, если бы у них было время. А теперь я должен встать и немного поспать. Где вы встанете?

— Мы обычно спим лежа, — ответил Мерри. — Нам будет хорошо и на этом месте.

— Ложитесь, чтобы спать? — удивился Древобрад. — Конечно. Хм, хум, я стал забывчив; это песня заставила меня перенестись в древние времена. Я решил, что говорю с малышами-энтами. Можете лечь на кровать. Я иду постоять под дождем. Доброй ночи!

Мерри и Пиппин взобрались на кровать и закутались в мягкую траву и папоротник. Трава была свежей, теплой и приятно пахла. Свет погас, свечение деревьев тоже померкло. Но они видели стоящего под аркой Древобрада. Он стоял неподвижно с руками, поднятыми над головой. Яркие звезды светили с неба и освещали воду, которая падала на его руки и голову и капала сотнями серебряных капель к его ногам. Слушая звон капель, хоббиты уснули.

Проснувшись, они обнаружили, что во дворе сверкает холодное яркое солнце. По небу плыли клочья высоких облаков, подгоняемые свежим восточным ветром. Древобрада не было видно, но когда Мерри и Пиппин мылись в бассейне у арки, они услышали его бормотание и пение, и вскоре Древобрад появился в проходе между деревьями.

— Хо, хо! Доброе утро, Мерри и Пиппин! — прогудел он, увидев их. — Вы долго спите. Я уже сделал сегодня много сотен шагов. Теперь мы попьем и пойдем на Энтмут.

Он налил им две полные чашки из каменного кувшина, но на этот раз из другого. На вкус напиток отличался от вчерашнего: более густой и земной, более плотный и больше похожий на еду. Пока хоббиты пили, сидя на краю кровати и прикусывая кусочки эльфийского хлеба (не столько от голода, сколько потому, что привыкли жевать за завтраком), Древобрад стоял, напевая по-эльфийски или на каком-то странном языке и глядя на небо.

— А где Энтмут? — спросил Пиппин.

— Ху, а? Энтмут? — переспросил Древобрад, поворачиваясь. — Это не место, это собрание энтов — а это происходит нечасто в наши дни. Но я добился у многих обещания прийти. Мы встретимся на своем обычном месте, люди называют его Дорндингл. Оно к югу отсюда. Мы должны быть там в полдень.

Вскоре они выступили в путь. Древобрад нес хоббитов на руках, как и накануне. Выйдя со двора, они повернули направо, переступили через ручей и двинулись на юг вдоль подножия большого склона с редкими деревьями. Выше хоббиты увидели заросли березы и рябины, а дальше темный сосновый бор. Скоро Древобрад свернул немного в сторону от холма и пошел по густому Лесу, где деревья были больше, выше и толще, чем когда-либо виденные хоббитами. Некоторое время они ощущали легкое удушье, какое охватило их, когда они впервые вошли в Лес, но вскоре оно прошло. Древобрад не разговаривал с ними. Он что-то глухо и задумчиво бормотал про себя, но Мерри и Пиппин не могли уловить ни одного слова. Было похоже на «бум, бум, рум-бум, бурар, бум, бум, дарар, бум, бум, дарар, бум» и так далее, причем мелодия и ритм постоянно менялись. Время от времени хоббитам казалось, что они слышат ответ: гудение и дрожащие звуки, которые, казалось, приходили из-под земли или от ветвей у них над головой, а может, и от стволов деревьев, но Древобрад не останавливался и не поворачивал головы.

Они шли уже довольно долго — Пиппин пытался считать энтские шаги, но быстро сбился после трех сотен, когда Древобрад пошел медленнее.

Неожиданно он остановился, опустил хоббитов на землю, поднес согнутые ладони ко рту и призывно протрубил. Громкое «хум-хум», как звук большого рога, полетело по Лесу и, казалось, эхом отразилось от деревьев. С нескольких направлений издалека донеслись такие же хум-хум, но это было не эхо, а ответ.

Древобрад посадил Мерри и Пиппина к себе на плечи и пошел дальше, вновь и вновь повторяя призыв, и каждый раз ответ звучал ближе и громче. Наконец они подошли к непреодолимой на вид стене из темных вечнозеленых деревьев. Деревьев такого вида хоббиты никогда раньше не видели: они разветвлялись прямо от корней и были густо покрыты темными глянцевитыми листьями, похожими на листья падуба, и почками оливкового цвета.