Александр Прозоров - Алтарь Страница 23

— Что-то около двадцати тысяч долларов.

— Тогда ладно, — согласился Пустынник. — На первое время хватит.

— А сроку тебе — месяц, — жестко сообщил Изекиль и исчез.

— Месяц так месяц, — поднялся с подоконника колдун. — Я-то справлюсь. Посмотрим, как ты держишь свои обещания. Хотел бы я только знать, чем тебе здешние знахари так не угодили, что ты готов их под корень, как черную оспу, извести?

Волна с тяжелым гулом вынеслась на галечный пляж, отхлынула, снова набежала и опять ушла, оставив после себя темный продолговатый предмет, покрытый илом и поросший тиной. Новая волна с силой пихнула морской мусор, и он откатился от среза воды на несколько шагов.

С недовольным криком рядом приземлилась чайка, склонила набок голову, пару раз клюнула зеленую тину, но быстро пришла к выводу, что ничего вкусного на этой находке нет, и снова взмыла в воздух. Спустя немного времени к пахнущему гнилью тюку подбежала поджарая лисица. Принюхалась, вцепилась в край зубами, дернула к себе. Тюк повернулся еще на пол-оборота, в воздухе промелькнула белая пятипалая кисть и звучно стукнулась о камни. Лиса подпрыгнула вверх вдвое выше своего роста, моментально вздыбив шерсть, отскочила на несколько шагов, оскалилась. Больше ничего опасного не происходило, однако хищница решила не рисковать и потрусила прочь, повесив хвост едва ли не до самой земли.

Между тем жаркое весеннее солнце нагрело выброшенный морем предмет, оказавшийся человеческим телом, над ним закружился легкий прозрачный парок. Тонкая ткань, покрывавшая тело, местами высохла и посветлела. Волны больше не доставали до своей недавней игрушки, а та влага, что стекла, — бесследно ушла между камнями.

Вскоре после полудня на берегу показался новый гость — босая девочка лет десяти, закутанная в кусок волчьей шкуры мехом вовнутрь, зашитой на боку тонким кожаным ремешком, с бледно-рыжими волосами, сбившимися на голове в несколько колтунов. В руке девочка несла сплетенную из ивовых прутьев корзину без ручки, в которую собирала ракушки мидий. Мертвое человеческое тело не вызвало у нее особого испуга. Похоже, мертвецов ей уже доводилось видеть, и не раз, и она знала, что причинить вреда они никому не способны. Однако блеснувшая на шее утопленника желтая цепочка заставила ее остановиться. Девочка подошла ближе, осторожно потянула цепочку, вытянув из-под ткани блестящую, словно новую, амулетку с изображением странного зверя: длинные зубастые челюсти, копна волос на голове, невероятно толстые лапы. Покрутив находку в руках, малышка наклонилась, чтобы снять цепочку с облепленной тиной головы, — и в этот миг утопленник открыл глаза.

— А-а-а!!! — кинулась прочь маленькая собирательница, вопя так, что крик ее мог бы поднять и мертвого.

Однако Изекиль предпочел не шевелиться. Он ждал этого часа слишком долго, слишком долго берег силы, чтобы потратить остатки их без явной пользы. Он ждал. Он привык ждать. Ждать, пока белое поле величаво плывет в бесконечной ночи, под яркими небесными сполохами; ждать, пока волны крошат его в куски, превращая в месиво плавучих камней; ждать, пока море кидает безвольное тело, унося непонятно куда. Он устал считать дни и ночи, он сбился с числа лет, он забыл, как шевелить руками и ногами. Он ждал воли всесильной Аментет — и богиня наконец решила вернуть его в мир.

Зашуршали по гальке новые шаги, послышался торопливый девичий говор. Жрец Небесного храма не понимал слов, но чувствовал, что речь идет о странном, непостижимом происшествии, которое наблюдала малышка. Ее собеседница, зрелая женщина, не верила своей дочери и шла к телу, явно рассчитывая доказать свою правоту. И это было хорошо…

— Видишь, Тиуки, он никуда не ушел. Он мертвый. Мертвые не умеют открывать и закрывать глаза… Смотри, какой камушек! — Женщина наклонилась над телом, протянула руку к амулету.

В тот же миг рука утопленника взметнулась вверх, схватив ее за локоть, рванула к себе. Несчастная потеряла равновесие, упала. Жрец лишь чуть подправил ее движение — так, чтобы губы жертвы попали ему на рот, и с наслаждением сделал глубокий вдох.

— А-а-а-а!!! — Девочка, позабыв про корзинку, мчалась к недалекому лесу. Изекиль был уверен, что отныне она никогда в жизни не забудет увиденного ею на берегу, никогда больше не выйдет к морю, а мертвецов станет обходить за сотню шагов. Но понимал он и то, что девочка наверняка расскажет о случившемся в своем селении. И хотя ей никто не поверит — кто-нибудь наверняка придет сюда за женщиной. А он был еще слишком слаб, чтобы доказывать смертным свое право на власть.

Служитель всесильной Аментет сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, попытался сесть, но тело отказалось повиноваться. Правда, приложенное усилие заставило содрогнуться грудную клетку. Потом еще и еще. Изекиль с интересом прислушался к происходящему. Он совсем забыл, каково это — когда бьется сердце. Тело начало наполняться теплом — словно меленькие колючки шиповника росли от костей, пробираясь через мясо и плоть наружу, пока не вылезли из кожного покрова — и боль отпустила. Изекиль попытался сесть снова — и на этот раз тело послушно сложилось пополам, подтянуло ноги, оперлось на руки. Жрец немного передохнул, а затем встал во весь рост.

Ветхая шерстяная накидка, и так пережившая куда больше, нежели это возможно, расползлась под собственным весом и упала вниз, на лицо мертвой дикарки. В белое тело ударил свежий морской ветер, его обожгли солнечные лучи, окатило прохладой — странные, забытые, непривычные ощущения. Изекиль поначалу даже не мог понять, какие чувства что означают. Холодно ему или жарко? На плечи дует ветер или печет солнце?

Жрец покачнулся, но устоял. Опустил голову, осматривая гальку, сосредоточился, медленно наклонился, поднял храмовый ритуальный нож, выпрямился, зажав его в кулаке, и, покачиваясь и спотыкаясь через шаг, побрел к лесу, спеша укрыться среди зарослей, пока дикари не прибежали за своей соплеменницей.

Тело, отвыкшее от движений, подчинялось с трудом. За долгий, невероятно долгий срок служитель богини смерти разучился держать равновесие, а потому, дважды упав на пляже, к лесу дополз на четвереньках и только там снова выпрямился, удерживаясь за шершавые стволы. Медленно, никуда не торопясь, он брел от дерева к дереву, от куста к кусту, постепенно вспоминая прошлые навыки. К счастью, слух его работал так же четко, как и раньше — поэтому Изекиль услышал человеческие голоса задолго до того, как дикари появились в пределах видимости.

— Прости, всесильная, — пробормотал он, срезая гибкий ивовый прут, и принялся торопливо хлестать себя по бокам и ногам, бормоча молитву на отведение взгляда: — Кто увидит меня, тому глаза прутом выстегает, кто услышит — тому уши выхлестает, кто учует — тому нос отобьет, кто узнает — тому ветвь увидится зеленая, шипы колючие, птицы быстрые. Птицы улетели, весь вид унесли…