Мэри Херберт - Дочь молнии Страница 23

Собираясь здесь каждый год, кланы привыкли обосновываться на своих постоянных местах. Клан Корин всегда разбивал лагерь на северной стороне, на просторной, травянистой поляне — излучине реки Айзин.

Недолго думая, Габрия скинула обувь и вброд, преодолевая небольшие стремнины и пороги, перебралась на другой берег. Она взобралась на пологий откос и медленно направилась к деревьям, окаймлявшим, как граница, территорию ее клана. Как и в трелде, далеко на севере, здесь осталось слишком мало следов пребывания Корина: кострище, кучка мусора — ее наверняка сметет при будущем разливе, да несколько поваленных деревьев. Как и в разоренном трелде, здесь возвышался траурный холм. Он был оставлен на поляне кланом Хулинин, когда они расположились лагерем на земле Корина прошлым летом.

Габрия подошла к холму, глядя на ростки молодой травы и шлем, до сих пор украшавший безмолвную могилу. Шуршание травы спугнуло ее мысли, и она обернулась, надеясь увидеть Этлона.

— Это могила того, кто был вам знаком? — спросил Сайед. Девушка покачала головой и подавила разочарование. Она хотела, чтобы это был Этлон, но Сайед тоже был хорошим приятелем. За несколько дней она узнала его как преданного друга, с ним она чувствовала себя уютно и спокойно.

Габрия скрестила на груди руки и сказала:

— Нет, я не знаю о нем ничего, кроме имени. Это Позрик, он был правой рукой вождя Хулинина. Он был первой жертвой колдовства более чем за двести лет его существования.

— Да? Я ничего о нем не знаю. Расскажите мне.

— Лорд Медб убил его во время заседания совета вождей, здесь, прошлым летом. В первый раз лорд Медб продемонстрировал свою власть именно тогда.

Сайед опустил взгляд на холмик.

— Должно быть, это было ужасно, — сказал он, искренне переживая.

Габрия отвернулась. Ее снова охватили воспоминания о том мучительном дне, наполненном страшными событиями — дне, — когда погиб Позрик, дне, когда Габрия призывала совет привлечь Медба к ответу; дне, когда Сэврик раскрыл секрет Медба. Горло Габрии сжалось, и она заморгала, пока солнечный свет переливался и слепил ее сквозь бегущие слезы.

Сайед положил руку ей на талию. Он был невысок для людей Турика, а она была слишком рослой для девушки клана, и они оказались почти одного роста, и их глаза и губы оказались на одном уровне, когда он прижал ее крепче. Она почувствовала его сильные руки, теплоту его тела и начала успокаиваться.

Скорбь ее постепенно рассеивалась, и она улыбнулась сквозь слезы.

— Ты напомнил мне моего брата Габрэна.

Сайед принужденно засмеялся, стараясь скрыть свое разочарование:

— Твой брат был красивым?

Она улыбнулась вновь:

— Да, красивым и добрым, а также хитрым и сильным, как волк. Еще он умел рассмешить меня, — она тихонько вздохнула. — Я так любила его.

Он крепко обнял ее.

Они долго стояли молча, прижавшись друг к другу, пока серый свет сумерек не погасил последние золотистые лучи на западе.

Со своего места у костра Этлон наблюдал за отдаленными фигурами двоих, и на сердце у него становилось все тяжелее. Этот чужеземец все глубже вторгался в жизнь Габрии. Они знакомы всего несколько дней, и он уже успел очаровать ее, этот человек из Турика, сам явно плененный ею. Этлона обуяла ревность, подкрепленная самолюбием и завистью.

Больше всего расстраивала вождя его собственная нерешительность. Его отношения с Габрией еще не потеряли новизны и свежести — казалось, сами события мешают их чувствам развиться. А теперь меж ними встал третий, и Этлон не мог быть спокойным за их с Габрией будущее. И что было хуже всего, он совершенно не знал, что предпринять. Габрия умна, самолюбива и решительна. Она имела возможность доказать свою силу и храбрость уже десятки раз. И если сейчас она решит отдать свое сердце Сайеду вместо него, Этлона, он чувствовал, она имеет на это право. Габрия достаточно пережила, чтобы заставлять ее продолжать отношения, которых она не желает. Но это еще не значит, что Этлон так просто сдаст свои позиции.

Он сунул в ножны меч, который чистил, и шагнул в темноту. Было так нетрудно сказать себе, что она свободна в выборе, но одна мысль о том, что он может потерять ее, заставила его задохнуться. Совершенно потерянный, он побрел к маленькому пастбищу, где паслись лошади. Там он стоял долго, вглядываясь в темноту и ища глазами знакомый силуэт старого друга Борея.

Поиски были бесполезны, и он знал это. Борей пал в последний битве с Медбом прошлым летом. Но понять разумом — не значит принять сердцем. Так же, как и Нэра была близким другом и доверенным лицом Габрии, Борей был его товарищем и советником.

Этлон тяжело вздохнул и уже собрался возвращаться в лагерь, как что-то в темноте привлекло его внимание. Это оказался хуннули, черный крупный жеребец, похожий на Борея. Сердце Этлона загорелось надеждой и страхом. Может, призрак Борея вернулся из царства мертвых, нашел его, когда он больше всего нуждался в его совете?

Хуннули подошел ближе, но он не был длинноногим конем Этлона. Пара незнакомых черных глаз глядела на него со спокойствием и мудростью, и глубокий голос сказал:

«Я не Борей, но я здесь».

Человек благодарно прижался к большой лошади и погрузил руки в ее длинную, густую гриву. Так он и стоял, а мысли его неслись, возникали и таяли, одна быстрее другой, и он не поспевал за ними. Он так любил Габрию и не хотел ее потерять, но не знал, как вернуть ее.

Следом робко пришла мысль: а может, не нужно возвращать ее? Она колдунья. Ей следует быть рядом с тем, кто тоже владеет магией, почему бы и не с Сайедом, он мог бы оценить и развить ее талант. Этлон был вождем самого большого и наиболее уважаемого клана долин Рамсарина. Даже если путешествие окончится удачно и вожди отменят законы, запрещающие магию, вместе с Габрией в его жизнь войдут ненависть и подозрение, всегда сопровождающие владеющих колдовством. Сейчас он не был уверен, что сможет принять и вынести все это.

Но внезапно он вспомнил: он тоже имеет талант. Однако забыть слова Габрии было настолько легче — забыть и дать ей уйти, и спокойно жить, управляя кланом, как его отец и отец его отца.

Пальцы Этлона все еще перебирали черную гриву. Он прекрасно знал, что никогда не сможет так поступить. Нет, вернуть сердце и любовь Габрии было очень важно; как-нибудь он смирится и со своим дарованием. Если бы только знать, что делать!

Черный конь слегка толкнул Этлона в грудь.

«Иногда сердце говорит правдивее, чем разум, лорд».

Этлон нерадостно рассмеялся.

— А иногда они немилосердно спорят.

Он похлопал лошадь по черному боку и вернулся в лагерь. Перекинувшись словом с часовым, он вошел в свой маленький походный шатер. Для Этлона эта ночь была очень долгой.