Наталья некрасова - Великая игра Страница 23

— Ты должен дать клятву повиноваться мне, ибо мои слова — слова Солнца. Вложи свои руки в мои, и через меня Солнце дарует тебе великую Силу.

У Керниена пересохло горло. Он ощущал себя загнанным в угол.

— Я сын Солнца. Я от рождения принадлежу только Ему и не вложу руки даже в руки его Посланника. И не возьму я силу ни от кого, кроме Него самого. Во мне Его кровь, и Сила Его от рождения во мне. И ежели Солнце пожелает, то Сила эта сама во мне проснется. Да и не мне творить чудеса. Я — воин. Ты же только Посланник, и не тебе принимать у меня клятву!

Посланник низко поклонился.

— Сила его с тобой. Но она затворена в твоей смертной плоти. Чтобы разбудить ее, ты должен смириться и дать мне клятву.

Керниен покачал головой. Он ощущал противный, тошнотворный страх, не благоговейный, какой должно бы ощущать в присутствии посланника божества.

— Нет! Не стану! Зачем мне посредник? Солнце — отец мне, Он сам скажет… Я не знаю меры и боюсь, что не справлюсь с той силой, которую ты обещаешь мне. Слишком велико искушение. Нет. Меч и Закон — вот моя Сила. Я — воин. И если этой клятвы довольно, зачем ты требуешь от меня еще и другой?

— Но не сильнее ли тот военный вождь, который больше чем человек?

Керниен резко замотал головой, словно отгоняя дурное видение.

— Государь и род его и так больше, чем люди. Я и так больше, чем человек, потому что я сын Солнца. И потому мне не нужны жрецы, чтобы с Ним говорить. Я хочу остаться тем, что я есть. Чудеса — дело жрецов, и они поклялись мне совершить чудо.

— Силой Солнца.

— А кому же еще это сделать, как не им?

— Или как не государю — жрецу и воину?

Керниен тяжело задышал.

— Мой отец жив и пусть живет долго. Да, я дал слово объединить в себе обе власти, и я это сделаю. И если после этот Солнце пожелает даровать мне Силу — оно дарует. Я давал клятву Ему самому и не стану давать другой — через тебя кем бы ты ни был, ибо это значит отречься от прежней.

Посланник еще раз поклонился.

— Но если я скажу тебе — Керниен, потомок Солнца, ты избран, ты — тот, кто сможет справедливо распорядиться силой, ты поступаешь правильно, потому я и послан к тебе! Что ты ответишь?

Керниен опустил голову, борясь с сомнениями. Саурианна молчал. А вдруг он сказал что-то не так? Вдруг он оскорбил Солнце своим отказом? Но ведь даже дитя знает — человек редко способен верно распорядиться дарами богов. Разве не в этом начало падения человека и смертная кара? Но ведь говорится же — «бери ношу по себе». И еще говорят — «Солнце не даст человеку ни дара, ни испытания сверх сил его». А ведь тут ему предлагают то, с чем он, воин, призванный убивать и сокрушать, вряд ли справится…

— Ты пришел искушать меня? — почти робко спросил принц, подняв глаза. — Ты пришел узнать, крепка ли моя вера? Да?

Саурианна молчал, не сводя тяжелого взгляда с Керниена. Принц потупил взгляд. Затем решительно поднял голову и, зажмурившись, произнес:

— Я не могу принять такого дара. Не ошибается только Солнце, ибо Оно все ведает и видит Правду земли. Я лишь человек и не стану кощунствовать и посягать на величие Солнца. — Принц замолчал. Кровь глухо колотилась в ушах. — Если на то будет воля моих потомков, — словно через силу выдавил он, — они будут давать клятву Солнцу через тебя, а не так, как было прежде. Если на то будет их воля, — твердо повторил он.

В глазах Посланника словно вспыхнул пламень, и Керниен испугался, он не понимал, что это значит — одобрение или гнев.

— Ты выдержал испытание, сын Солнца, — улыбнулся Саурианна. У Керниена отлегло от сердца. Он пошатнулся и чуть не упал. — И награда не замедлит. У тебя уже есть жрецы, которые приняли Силу ради тебя. У тебя будет еще один помощник, который поможет тебе обрести силу темную.

«А плата — ты уже дал ее. Ты согласился на чудо. Ты отдал мне тех, кто придет ко мне. И ты отдал мне свой род. Ты устоял перед искушением — но устоят ли твои потомки, праведный Керниен, а? Не слишком ли ты в них уверен, оставляя им право выбирать?»

Керниен возвращался домой в смятении. На душе было тяжело. Ночь была полна криков птиц и сухого горячего ветра. Вчера еще проливной дождь, а сегодня уже опаляющее дыхание дракона — ветер восточных пустынь. Шла гроза. Керниен сам не понимал, почему ему так плохо. Он получил помощь богов — чего же еще желать? Он прошел испытание и удержался от соблазна.

Но было во всем этом что-то дурное, пугающее: и в мрачном подвижничестве принявших в себя Силу жрецов, и в тяжелом взгляде Посланника, и в том, как жрецы истово клялись в верности ему… Клялись! Солнце великое, они посмели клясться ему, хэтан-ару, минуя анна-ару!

Точно так же и от него требовали клятвы Посланнику, минуя само Солнце…

А если кто-нибудь донесет? И скажет, что принц умышляет на государя?

Скорее, скорее к отцу!

Боги, что я сделал?

Принц стиснул зубы, чтобы подавить внезапную дрожь. Ему было действительно страшно, а на глаза, как в детстве, накатили слезы. Он помотал головой. Небо глухо рыкнуло, на лицо упали первые тяжелые капли дождя. Он пришпорил коня, махнул рукой двоим молчаливым телохранителям, тенями летевшим за ним следом, и помчался в ночь, навстречу грозе, предвестнице наступающего сухого сезона.

Государь Анхир-анна-ару проснулся, как и следовало в этот день, ровно в третьем часу после рассвета. После длительного ритуала умывания и одевания следовала, как всегда, утренняя молитва в дворцовой часовне. До ее золоченых врат через маленький дворик нужно сделать ровно тридцать три шага, причем начиная с правой ноги, иначе порядок мироздания будет нарушен.

Первый шаг.

Государь вздохнул. Эта паутина священных обязанностей Верховного Священного Правителя с годами стала неимоверно тяготить его. Некогда он, как ныне его старший сын мечтал разорвать эту цепь — но сил не хватило, да и решительности тоже. С годами ни того, ни другого не прибавилось. Да и привык уже. Его дело — исполнять священный ритуал. Власть в руках у жрецов, военная сила — у князей… Государь закрыл глаза. Он мог только молиться о том, чтобы это когда-то кончилось.

А еще вчерашнее послание. Точнее, донос.

Третий шаг.

«Они думают, что я слеп? Что я ничего не вижу и не понимаю? Если я не поддерживаю сына открыто, то это не значит, что я против него. Нет-нет, вы мне ничего сделать не сможете, моя особа священна… Я вам слишком нужен».

Владыка склонил голову под тяжестью узла седых волос, которых с тех пор, как он стал Священным Правителем, ни разу не касались ножницы.

Тринадцатый шаг.

«Керниен, сын мой, в тебе моя надежда. Я трус. Я не могу решиться разорвать путы древних, отживших обычаев. Для этого нужен человек вроде Эрхелена. А ты — можешь. Твой старый мягкотелый отец сделает для тебя то единственное, что сможет. На это у меня решимости хватит.