Дмитрий Гаврилов - Дар Седовласа, или Темный мститель Арконы Страница 23

«Женщины любят таких, с которыми надежно, спокойно», — думал Ругивлад. — «Они завлекают легковеров в сети, обещая верность, требуя верности взамен. Мужчина хочет верить — что его будут любить и слушаться до могилы, женщина жаждет полного подчинения себе мыслей и желаний мужчины, к чему бы они не направлялись. Мужчина способен ревновать любимую только к сопернику, более или менее удачливому, женщина ревнует ко всему, что умаляет власть ее чувств, а значит, к его знанию, знанию мужчины, и тем более — знанию черного волхва».

Но сколь бы ни последователен был Ругивлад в ограждении себя от несущей смятение страсти, столь хитра и настойчива сама страсть, в конце концов она найдет лазейку в любых неприступных крепостях, столь беспощадна эта страсть, когда стены падут.

Хотя жупан был немало рад, что племя заполучило столь удачливого воина, он не мог позволить чужаку жить в своем тереме. И честь немалая, какой не удостоился даже сын Буревида, «главы всех глав». И дочь на выдане — «Волосом светити быть девице»! А присутствие в доме холостого мужика, к тому же иноземца — мало ли что судачить начнут.

На пиру по случаю счастливого избавления Ольги Ругивлад блестящим образом оправдал мысли Владуха:

— Мой меч будет на твоей стороне! — сказал он жупану, — Обидчик Ольги — мой кровник. Если боги допустят, я сумею еще и отомстить! Но что такое клинок, когда мне подвластны силы во сто раз могущественными? Правда, они требуют некоторой подготовки, а для того мне нужен дом или хотя бы мастерская…

Воевода Волах пробурчал, что даже дряхлеющий Станимир обходится жалкой лачугой, а молодому волхву зазорно требовать себе лучшее. Ольга вспыхнула и хотела уж одернуть воеводу, намекнув о законах гостеприимства. Жрец Сварожича, приглашенный на тот же пир, не обиделся с виду, но посоветовал жупану отдать своему черному собрату давно пустующий дом на самой окраине городища, через стену от слободы.

— Не гоже мне, герой, пытать о секретах твоего искусства. Есть у нас в Домагоще просторные палаты. Может, они сгодятся? Когда-то, я в ту пору еще пацаном бегал, а вон, Станимир, уже волховствовал, двор сей предназначался для гостей заезжих. Но беда с ним! Поселилась там темная сила. Видать, зараза иноземная. Пакость всегда из-за границы приходит! Какой-нибудь купец завез, да так и бросил. Словом, никто уж много лет в гостинном дому жить не может. Хотел спалить — да вот, Станимир отговорил. Дескать, злыдни по всему городищу разбегутся и станут творить лихо добрым селянам. Так и стоит пустой двор, и всяк обходит ныне его стороной. Коль сумеешь справиться со злыднями — двор твой. Не получится — будем думать.

— Да, где это видано, батюшка, чтобы гость службу служил? Али не показал себя чужестранец, когда выручал меня из боярских уз? И не он ли защитил вашу дочь от лесуна? — горячо вступилась за спасителя Ольга.

Но Ругивлад прервал ее.

— Я службы, владыка, не боюсь. Мне, чем опасней дело — тем оно милее, — продолжал он, украдкой глянув на девушку.

Ольга улыбнулась и покраснела.

— Одно не понятно, — словен мигом отвел взор, — неужто, Станимир сам не опробовал свое искусство?

Старый волхв укоризненно покачал головой и ответил:

— Как же, ворожил и я, да толку чуть. Рядиться со злыднями может, разве, черниг.[21] Я ж — беляг.

Ругивлад не стал боле испытывать терпение старика, поклонился ему, поклонился и жупану поясно.

— На том и порешили, — подвел черту Владух, — Коль сумеет молодец управиться с темной силой — тот гостиный терем и двор при нем будут Ругивладовы.

Когда герой поведал о деле коту, Баюн расправил усы, подмигнул зеленым глазом и успокоил озадаченного волхва:

— И в голову не бери! Не печалься, сладим мы со злыднями, коли они шуткуют. Только вот, ни разу еще не слыхивал, чтобы эта погань вместе с купцами путешествовала. Уж не смеются ли жупан со Станимиром? О тараканах знаю, о клопах наслышан, да и блохи…

Кот вцепился в шубу на брюхе, щелкнул клыками:

— Вот тебе, проклятая!.. Но чтобы злыдни?

— Будем надеяться, что ты этих парней ловишь столь же успешно, как и мышей, — ответил словен.

Сказано — сделано. В тот же день, еще не начало смеркаться, Ругивлад и неизменный кот, направились к проклятому всеми жилищу, чтобы осмотреться заранее. Пол-Домагоща со страхом и интересом глядело им вслед, но словен обернулся только один раз, когда почувствовал, что щедрая девичья слеза по нему уж падает на землю. Они как раз миновали терем Владуха.

В мешке у волхва был мел Седовласа, он не слишком дорожил подарком, помня лиходейство черного колдуна и происшествие в Корчме. Но на такой случай вещица нужная! На языке у Баюна скопилось немало колкостей, и котяра тоже не очень горевал, когда та или иная острота вдруг да вылетала из говорливой пасти. При таком сумеречном настроении хозяина сгодилась бы любая.

Прежний гостиный терем, не в пример новому, был окружен, как и многие дома городища, еще добротным частоколом, сквозь который вела лишь одна калитка. Она скрипнула и нехотя пропустила молодого волхва. Кот прошмыгнул следом и, сев среди двора, принялся высматривать опасность. Человек доверился звериному чутью и ожидал решения Баюна, хотя, для пущей убедительности, достал клинок и поглядывал на руны — те не светились.

— Приступим, помаленьку! — объявил Баюн, — Ступай-ка к колодцу, да задобри его хозяина. Пригодится!

Каждому волхву известно, вода — одна из пяти стихий, а пятая — град, и заручиться поддержкой Колодечника не мешало бы. А еще сказывал арконский учитель Велемудр, что у самых древних колодцев царица русалок воду живую хранит. Любая душа не оживет, на небо не попадет без напитка этого волшебного, русалкой с небе принесенного.

Но этот источник был самый обыкновенный.

Ругивлад вывел на бревнах мелом знак воды, затем начал медленно вытравливать цепь на себя, под скрипучее стенание вертушки. Та пошла на редкость живо — ведра, конечно, не было. Он пробормотал обещание непременно почистить вместилище живительной влаги.

— Угу! — донеслось из темноты.

Развязав тряпицу, волхв поделился с Колодечником нехилым комком соли — дабы ее взял, а пресну воду взамен дал. Во глубине что-то булькнуло, ухнуло и… затихло. «Жертва принята!» — понял словен, и тут внимание его привлек невнятный шепоток, доносившийся сзади:

— Дядя Дворовой, приходи ко мне, не зелен, как дубравный лист, не синь, как речной вал; приходи таким, каков я сам — и тебе яичко Рода дам.

Он оглянулся и замер. Кот сидел на крыльце. Пред ним, вытянувшись в струнку, на задних лапках стояла ласка и поблескивала черненькими глазенками. Волхв почуял, не простая она, а не иначе как сам Дворовик вышел честь хозяевам отдать.