Наталия Некрасова - Мстящие бесстрастно Страница 23

— Ну, не совсем. Мы считаем, что у нас старшие очень долго были правителями, но, когда их кровь мешалась с нашей, они становились смертными и постепенно выродились. А с ними исчез и их язык, сохранившись только в священных книгах. Его знают только очень образованные люди и архуши. А еще говорят, что когда боги создавали людей, то каждый из богов капнул в Котел Рождения немного своей крови, но потом Шуммакаш решил, что если он даст крови столько же, сколько все прочие вместе, то люди будут принадлежать ему. Вот потому мы и такие. Может, во мне как раз тогда Шуммакаш и проснулся…

— Скорее, Анхас-бари, — хмыкнул Хорни. — Как бы то ни было, божественная кровь есть во всех нас.

— Да. Но боги не захотели, чтобы отродья Шуммакаша жили вечно и дали нам смерть. Но еще у нас есть воля. Так мы считаем. И каждый волен выбирать — божественная кровь или кровь Шуммакаша. Когда мы умрем, мы пойдем либо к богам, либо к диккахам. Все зависит от того, какой крови мы дадим в себе власть.

— Очень доходчиво излагаешь, эшхани, — кивнул Хорни. Я не понимала, смеется он или нет. — Очень. Но это вызывает еще такую кучу вопросов, что я даже говорить об этом не хочу. Наши легенды говорят о великих героях, которые возглавили поход на новые земли, где жили могучие колдуны, которых мы истребляли и забирали их женщин. И их нечестивые боги исчезли вместе с ними. А в Саллане говорят, что "люди богов" долго жили по соседству с их предками, но те, вроде бы, сами были какие-то особенные и соперничали с ними пред ликом богов. Ну, потом, как водится, они их, людей богов, то есть, изгнали куда-то, но вот куда — кто знает. Они и богов изгнали.

— Как же — без богов? — опешила я.

— А вот так, — Хорни стукнул по столу серебряным стаканом. — Я в Саллане не бывал, но хотелось бы. Только вот сейчас война…

— Как же — без богов? — повторила я. — Как же они живут?

— Да вот живут. Ничего, вот посмотришь на кранки, так поймешь. Они даже внешне на прочих людей не очень похожи. Вот они откуда взялись — вопрос.

— То есть? — я только потом поняла, что уже совсем не думала о Кайале.

— То есть… Если люди богов куда-то ушли, часть их куда-то ушла, то должно быть это "куда-то". Может, об этом знает наша старая кровь? Или мы помним из смутных, нелепых легенд? Об этой Багровой Мгле, эти таргерайнские байки о Вратах, все эти тоскливые песни о крае света и Блаженных Землях… Знаешь, эшхани, когда я иногда стою на берегу моря и смотрю на ветреный закат, мне становится невыносимо тоскливо, меня словно тянет куда-то, будто меня зовут… Это всегда бывает на грани дня и ночи, на грани времен года, когда между одним и другим образуется какой-то еле уловимый разрыв, трещинка толщиной в волос… И я слышу… ладно, эшхани, я не буду забивать тебе голову глупостями. Главное — все уляжется. Все еще будет хорошо.

Почему-то я верила ему. И верила тому, что я еще все увижу, узнаю сама. Я уже исподволь была готова покинуть Эшхарин.

Я не ожидала увидеть Кайаля. Он вошел в мою лавку, почти такой же, как и раньше, и сердце у меня болезненно-радостно запрыгало — может, все это было только сном и я сейчас проснулась?

— Здоровья и радости тебе, сестрица Шахумай, — как-то застенчиво поклонился он.

— Здоровья и радости тебе…, - ответила я, не зная еще, чего мне ждать.

— Вот, для твоих снадобий, — он протянул мне кожаный мешок с бронзовыми флакончиками.

— Да, благодарю тебя. А вот твои деньги, — я спокойно протянула ему серебряные монеты араугудской чеканки. Он кивнул и спрятал их в поясной кошель. Постоял еще немного. Кашлянул, переминаясь с ноги на ногу.

— Шахумай, я хотел попросить тебя…

— О чем? Брат, — добавила я.

— Я решил отречься, — тихо-тихо сказал он, чтобы не слышали четверо других посетителей, которых занимала Оемаи. Я взяла Кайаля под руку и повела в заднюю комнатку.

— А теперь говори.

— Сестрица, — он отвел взгляд при этом слове, — я больше не могу быть эсо. Понимаешь, я хочу жить для себя. Просто жить. Я смогу прокормить себя и Тайрис…

— Ее так зовут? — изобразила я вялое удивление.

— Да. Да, Шахумай, и я ее люблю. Я дал ей вольную и завтра мы поженимся. Законно, при свидетелях. При архуше храма Барат-энэ. Чтобы мои дети были в случае чего под защитой клана.

Тут я поняла, что все не так просто. Кайаль боялся. И я знала, чего он боится. Именно поэтому он и уходил из эсо.

— Я нынче иду к роану и хочу попросить тебя быть свидетельницей. Агвамма тоже будет. Я хочу быть просто человеком. Просто жить, растить детей как все остальные.

— Кайаль, ты что, не понимаешь? — встревожилась я. — Ведь ты не будешь эсо. За тебя не будут мстить — ты не я. Ты тоже не из самых простых, но за тебя в лучшем случае возьмут кувар, но ни мстить, ни защищать не станут!

— Я сам сумею защититься. А игрушкой роана больше я не буду. У меня есть теперь, ради чего жить…

— Значит, я была не в счет…

— Нет, что ты! Прости, я не то сказал!

— Пошел вон, — отрезала я. — Свидетелем я буду, но больше чтобы я никогда, никогда не видела тебя! Будь ты проклят!

Я была свидетельницей отречения своего брата. Отныне он был не эсо и должен был молчать обо всем, что знает. Я понимала, что он будет молчать — было ради кого. Он словно отрезал себя ото всех нас. А я отрезала его от себя. Все. Хватит. Шли дни, и я все больше и больше убеждала себя в том, что я переболела, что я забыла его, что мне все равно, но когда однажды ко мне прибежал Аоллех и сказал, что Кайаль убит, я почувствовала такую боль, что мне показалось — я сейчас умру. Из пяти нас теперь осталось двое. Мы пошли в дом Кайаля. Убили не только его, но и его женщину. По тому, как лежали трупы, было ясно, что Кайаль защищал ее, и что убийц было несколько. Они знали, кого идут убивать. Хорошо знали. Они убили моего Кайаля. Моего брата. У меня внутри было черно и холодно. С каким-то отстраненным любопытством я рассматривала трупы и отмечала мелкие подробности схватки, отпечатки которой оставались повсюду. Если бы не эта женщина, если бы Кайалю не нужно было ее защищать, он остался бы жив. А так он был вынужден следить и за ней, и за теми, что пришли его убивать. Он словно дрался со скованными руками. И все же он зацепил кое-кого — крови было слишком много для тех ран, которые были у Кайаля и его женщины. Я просто была уверена, что без его отметин ни один не ушел. А, может, это были и не просто отметины, и вскоре кое-кто из убийц останется калекой или вообще умрет от ран, нанесенных моим братом… Наверное, именно тогда на меня обрушилась эта мысль — я называю их убийцами. А ведь они наверняка эсо! Эсо, как и я! Они действуют по приказу роана, на благо клана, совершают благородное и почетное дело… И Кайаль тоже был таким же… И весь гнев мой только от того, что убили — убийцу, потому, что он был мне дорог. А те, кого убивали мы, тоже, наверное, хотели жить и их родичи проклинали нас. Эсо. Убийц. И хотели мести, но не смели, потому, что эсо не мстят. А клан Таруш слишком могуч даже для инут… Инут. Ладно, чтобы там ни было — они убили моего брата. Что же, я теперь обязана отомстить…